Долгая зима
Шрифт:
С минуту папа задумчиво постоял на месте, а потом тряхнул головой и сказал:
— Ладно, пошли, Бочоночек, пора. Говорят: коси, пока солнце светит!
Он весело подмигнул, и Лора засмеялась — солнце палило ещё во всю мочь.
Однако всё оставшееся до вечера время им было не до смеха. Оба думали о своём доме. Ондатры построили себе на зиму тёплый толстостенный дом, он сможет защитить их от холода и снега. А хижина Инглзов сложена из тонких досок. Доски от жары растрескались, и прибитые поверх них узкие планки уже не закрывают широкие щели на стенах. Доски, покрытые толем — не очень надёжное укрытие от суровой зимы.
С поручением в город
Однажды сентябрьским утром трава оказалась белой от инея. Мороз был слабый, и на солнце иней сразу растаял. Но за завтраком папа сказал, что такие ранние заморозки его удивляют.
— А сену они не повредят? — спросила Лора.
— Наоборот, на лёгком морозце оно скорее высохнет. Но надо торопиться, а то будет поздно.
В этот день папа так спешил, что когда Лора принесла ему воды, он напился, не слезая с косилки, велел ей самой заткнуть кувшин, прикрикнул на Сэма с Дэвидом, и косилка двинулась дальше по Большому Болоту. Вдруг жужжание умолкло и что-то громко лязгнуло.
— Стой! — крикнул папа, остановился и посмотрел на лезвие косилки. На блестящей стальной полосе зияла дыра: косилка потеряла один свой зуб. Папа поднял обломки и увидел, что починить их нельзя.
— Ничего не поделаешь, придётся покупать новый. Беги домой, возьми у мамы пять центов и сходи в скобяную лавку Фуллера. Скажешь: нужен палец для косилки. Поняла? Мне нельзя терять время. Постараюсь как-нибудь косить дальше. А ты поскорее возвращайся.
— Хорошо, папа, — быстро ответила Лора.
Она не любила ходить в город. Там было слишком много людей. Не то что бы она их боялась, но от чужих взглядов ей становилось как-то не по себе.
На Лоре было чистое ситцевое платье и башмаки. Хорошо бы мама позволила ей взять бант и свежевыглаженный капор Мэри!
— Мне надо в город! — запыхавшись, воскликнула она, вбегая в хижину.
Мэри и Кэрри внимательно выслушали её объяснения, и даже Грейс подняла на неё серьёзные глаза.
— Хочешь, я пойду с тобой, чтобы ты одна не скучала? — предложила Кэрри.
— Можно мне взять её с собой, мама? — спросила Лора.
— Можно. Если она успеет переодеться.
Обе девочки быстро надели чистые платья, чулки и башмаки.
— Банты в будний день ни к чему, а свой капор ты сама измяла, потому что он вечно болтается у тебя за спиной. Надень его как следует, и тебе не будет жарко, — строго сказала мама, вручила Лоре пять центов, и они с Кэрри отправились в город.
По дороге, проложенной колёсами папиного фургона, они прошли мимо колодца, по сухому травянистому склону спустились в болото и, пройдя между высокими зарослями болотных трав, поднялись на гребень. На другой стороне трепетавшая от зноя прерия была совсем другой. Даже ветер, казалось, дико завывал, шелестя травой. Лоре это очень нравилось, и ей совсем не хотелось тащиться в город, где фальшивые прямоугольные фасады домов притворялись, будто скрывавшиеся за ними лавки больше, чем на самом деле.
Подойдя к главной улице, Лора и Кэрри умолкли. У коновязей стояли лошади, запряжённые в фургоны, возле некоторых лавок толпились люди. На другой стороне Главной улицы одиноко высилась папина лавка. Папа сдал её в аренду, и на крыльце сидели и разговаривали какие-то незнакомые люди.
Девочки зашли в скобяную лавку. Двое мужчин сидели на бочках с гвоздями, а третий на плуге. При виде девочек они умолкли и с любопытством на них уставились. На стене за прилавком блестели жестяные кастрюли, вёдра и лампы.
— Папе нужен палец для косилки, — запыхавшись, сказала Лора.
Человек, сидевший на плуге, спросил:
— Что он, сломался?
— Да, сэр, — ответила Лора.
Человек (это, наверное, и был мистер Фуллер) встал и завернул в бумагу блестящий треугольный зуб. Лора протянула ему пять центов, взяла пакет, поблагодарила, и они с Кэрри вышли из лавки.
С этим делом было покончено, но пока девочки не вышли из города, они не проронили ни слова. Наконец Кэрри сказала:
— Как ты хорошо всё сделала, Лора.
— Ничего особенного я не сделала. Я только купила то, что велел папа.
— Да, но когда чужие люди на меня смотрят, я... я не знаю, как это сказать... я не боюсь, только я... — запнулась Кэрри.
— Бояться тут нечего. И вообще никогда не надо ничего бояться, — сказала Лора и неожиданно добавила: — Мне тоже было страшно.
— Да что ты? А я и не знала, — пролепетала Кэрри. — По тебе это совсем не было видно. Когда ты рядом, я знаю, что со мной ничего не случится.
— Конечно! Я всегда о тебе позабочусь. Во всяком случае, постараюсь.
— Конечно позаботишься, — сказала Кэрри. — Я знаю.
Было очень весело вместе шагать по дороге. Стараясь не запачкать башмаки, девочки шли между пыльными колеями, там, где копыта лошадей только чуть-чуть примяли чистую траву. За руки они не держались, но им казалось, что они шагают рука об руку.
С тех пор как Лора себя помнила, Кэрри всегда была её младшей сестрёнкой — сначала грудным младенцем, потом Крошкой Кэрри, а потом превратилась в страшную надоеду и вечно приставала ко всем со своими вечными "зачем?" и "почему?". А теперь ей уже десять лет — вполне достаточно, чтобы стать настоящей сестрой. И вот они самостоятельно, без мамы и без папы, вышли из дому, выполнили поручение и, не заботясь ни о чём, шагают по бескрайней прерии под ярким солнцем и горячим ветром, чувствуя себя свободными и независимыми, и им очень хорошо вдвоём.
— Дорога идёт кругом; если идти по ней, то до папы будет очень далеко. Почему бы нам не пойти напрямик? — предложила Кэрри, показывая в ту сторону, где вдали был виден папа с лошадьми и косилкой.
— Но тогда придётся идти по болоту, — возразила Лора.
— Ну и что? Оно же теперь высохло.
— Ладно, — согласилась Лора. — Папа ведь не говорил, чтобы мы обязательно шли по дороге, он велел поскорее возвращаться.
Девочки свернули с дороги и двинулись прямо по высокой болотной траве.