Долгие ночи

Айдамиров Абузар

Даниэл-бек, например, надеялся вернуть Елисуйский султанат и чин генерал-майора. Хаджи-Мурат стремился выкупить у царя Аварское ханство, Кибит-Магома жаждал имамства.

Чеченские же наибы в придворных интригах и антишамилевских заговорах не участвовали. Если Даниэл-бек, Хаджи-Мурат и другие надеялись выторговать у царского правительства прежние привилегии, то у чеченских наибов подобных надежд не возникало. Ведь все чеченские наибы возвышались не по сословному положению и богатству, а благодаря личной отваге.

Так

что примирение с царским правительством для них означало потерю всего, без приобретения чего-либо. Тем не менее, именно их-то Шамиль и боялся больше всего. Точнее, он вообще боялся чеченцев; ему внушали опасения их численность, их независимость от других народов, потенциальные возможности их края, их политические и экономические силы. Понимал Шамиль и то, что чеченцы будут до последнего бороться с царскими колонизаторами за свою самостоятельность, и если уж им придется решать вопрос о выборе наименьшего зла при примирении, то, наверняка, этим меньшим злом он, Шамиль, никак не станет.

Истребительная война, навязанная русским правительством, и его антинародная национальная политика привели к тому, что в последние годы имамата между издревле братскими народами Чечни и Дагестана, которые веками поддерживали друг друга в борьбе против чужеземцев, родилось недоверие.

Враг торжествовал!

* * *

В распахнутое окно, пробиваясь сквозь густую листву, вползали багряные отблески заходящего солнца. К вечеру город словно пробудился от дневной дремы, зашумел, загудел, заволновался.

В комнате было слышно, как спутники Кундухова о чем-то спорили между собой на своем отрывистом гортанном языке, переговаривались с солдатами, временами их голоса прерывались громким смехом.

Оба генерала не прислушивались к жизни улицы: каждый думал о своем.

— Итак, — чуть подавшись вперед, нарушил затянувшееся молчание Лорис-Меликов, — будем считать, что экскурс в историческое прошлое завершен. Но, дорогой Муса Алхазович, ведь не ради прошлого вы нанесли мне визит. Ну-те-с, что у вас на душе и в сердце, выкладывайте.

— Даже не знаю с чего начать.

— Лучший способ — начать от печки, — улыбнулся Лорис-Меликов.

— Мне думается, ваше превосходительство, мы уже пришли к единому мнению.

— В чем именно?

— В том, что чеченцы побеждены, но не покорены. Раз не покорены, то они не смирились. Пламя пожара сбито, но под пеплом и золой остались раскаленные угли. Их жар мы с вами ощущаем постоянно.

— В этом я с вами полностью согласен.

— Позиция наша, прямо скажем, крайне неопределенная и неустойчивая. Чтобы положить конец такой зыбкости, вы хотите переселить часть жителей предгорий на левый берег Сунжи и Терека, часть — в Малую Кабарду, а освободившиеся земли заселить казаками.

— Совершенно верно.

— И вы рассчитываете, что чеченцы, повинуясь приказу, покорно снимутся с насиженных мест?

— Не захотят миром — заставим силой.

— Но ведь это повторение сорокового года.

— Сороковой больше не повторится. Я же сказал, что той, прежней Чечни уже не существует.

— Но силы-то сохранились. Они будут драться.

— Тогда мы окончательно разобьем их. Сегодня другие времена, а значит, и другие обстоятельства. На правом берегу Сунжи и Терека — казачьи станицы, в Нагорной Чечне — десятки военных укреплений. Как видите, большая сила. И в каком бы уголке Чечни ни вспыхнул очаг войны, он будет ликвидирован максимум в течение двух-трех недель.

— В том случае, если чеченцы построятся в боевые линии и примут сражение по всем правилам классической военной науки.

Тогда, разумеется, и двух-трех недель много. Но они не примут открытый бой. Нет. Они скроются с семействами в горах и будут вести обычную для себя малую войну, скрытую, партизанскую, в которой они уже не раз и не два проявили себя непревзойденными мастерами. При таком раскладе едва ли будет возможно сладить с ними и за три года.

— У нас иного выхода нет.

— У них и подавно. Чечня потеряла не только лучшие земли, но и половину своего мужского населения. Чеченцы не могут вернуться к своему довоенному общественному строю, примитивному хозяйственному быту, но они не смогут и жить под одной крышей с победителями. Они не в силах выдворить нас. Как видите, ваше превосходительство, это тупик, из которого и чеченцы сегодня ищут выхода. У них два пути: либо погибнуть в неравной борьбе, либо по примеру закубанских горцев отправиться в Турцию.

— Какой же, по-вашему, путь они изберут?

— Если правительство попытается осуществить намеченный план, они выберут первый. А это — новая война.

— Что же вы предлагаете?

— Попытаться переселить их в Турцию. Добровольно.

— Вы серьезно? — усмехнулся Михаил Тариэлович. — Мне кажется, что вы и сами не верите в реальность своих слов, генерал.

— Отчего же, верю.

Михаил Тариэлович выжидающе посмотрел на Кундухова: