Долгие ночи
Шрифт:
Весна…
Прислушайся, как гудит земля, как шуршат в ее глубине корни деревьев. Посмотри, как старая яблоня в саду пытается выпрямиться, вдыхая теплый, напоенный весенним ароматом воздух крохотными почками, как несутся с гор потоки бурных рек. В них полнота жизни, размах и удаль после зимнего сна, полудремы.
Но одновременно есть и что-то зловещее, угрожающее и непредсказуемое в их стремительном порыве, в их необузданной ярости, хотя люди, привыкшие ежегодно в эту пору видеть их такими, верят и знают, что, как только растают в горах снега, реки утихнут, утолив талой водой земную жажду. Вот и Аксай пока мчится, вздыбив над собой
Да, природа разыгралась и одновременно засветилась всеми своими красками. И так происходит весной из века в век, из года в год. Что природе до человека, до его забот, радостей, горестей, бед и несчастий! У природы и у весны, в частности, свои законы, а если люди разучились радоваться их проявлениям, то они сами в том повинны, заслонив их от себя спорами, враждой, пролитой кровью, словно не хватает места под бескрайним небом, под по-матерински ласковыми лучами солнца.
Люди сами для себя развязали войну, которая длится уже тысячелетия, то затихая на время, то вспыхивая с новой силой.
Впрочем… Вот уже вторую весну не грохочут пушки и не трещат ружья. Но стала ли жизнь от того иной, более спокойной и радостной? Нет, не стала.
Война… Сколько принесла она несчастья. Нет сегодня в ауле крыши, под которой не ночевало бы горе. На месте сгоревших домов еще не успели отстроить новые; обугленные стволы деревьев никогда не обрастут зеленью, а молодые саженцы только-только успели пустить корни. Аул сегодня напоминает лес, над которым пронесся страшный огненный смерч. Смерч войны.
Али смутно помнит те времена, когда Гати-Юрт утопал в зелени, когда в каждом окне горел свет и веселые звуки дечиг-пондара [10]
звучали на улицах до глубокой ночи. А сейчас только от грустных песен о войне щемит души людей ее переживших.
Пять лет прошло с тех пор, как пленили великого Шамиля, три года — как казнили храброго беноевского Бойсангура. Царские слуги взяли Атаби Атаева и Умму Дуева. Сегодня неизвестно, где они и живы ли. Ведь расстрелял же прошлой зимой генерал Туманов в Шали вообще ни в чем не повинных людей. И тем не менее в Чечню пришла вторая весна относительного покоя и мира.
10
Дечиг-пондар — чеченский трехструнный музыкальный инструмент.
Но и эта весна не принесла краю счастья.
"Что поделаешь, значит, Аллаху так угодно. Время унесло с собою отцов, братьев и сестер. А что оставило нам взамен?
Ничего. Только горем заполненные сердца". Такие вот думы одолевают Али. И не чувствует он, как теплые лучи солнца ласкают его тело, не слышит птичьего гомона и охрипшего голоса жены, погоняющей быков, и не замечает, что валится она уже от усталости. Идет он за деревянной сохою и смотрит неподвижными глазами, как железный сошник со скрежетом врезается в твердую землю.
Айза то и дело поглядывает на мужа. Она-то ладно, а вот быки от длительного напряжения уже еле-еле передвигают ноги. Но не осмеливается она сказать о том мужу, прервать ход его мыслей.
— Да проклянут тебя потомки, русский царь! Стране твоей, говорят, края нет, а богатства и сосчитать невозможно. Так для чего тебе понадобились бедные горы и мы сами? Что мы сделали тебе плохого? — думал Али, не замечая, что произносит это вслух.
— О чем ты? — удивленно спросила жена.
Али не ответил.
— Харшчу, харшчу! [11] — крикнул он. — Осторожнее, жена! Не очень-то погоняй Чориного быка, видишь, как бока у него ввалились.
— Может, отдохнем немного? — с надеждой в голосе спросила жена.
— Еще круг сделаем и передохнем.
Айза бросила быстрый взгляд туда, где под тенью ветвей дикой груши спали дети, и прикрикнула на быков. Когда крик не подействовал, взмахнула хворостиной и ударила по спинам одного и другого.
11
Харчу — в борозду.
Несмотря на раннюю весну, солнце палило нещадно. Али торопился. Еще несколько таких жарких дней, и земля совсем высохнет. Пока не ушла влага, нужно успеть засеять все поле.
Поднимаясь на вершину, Али каждый раз посматривал вниз, и лицо его при этом хмурилось, а на лоб набегали морщины — многие участки земли оставались нетронутыми: некому было пахать.
Словно отвечая его мыслям, раздался протяжный напев Чоры, чей участок находился по соседству, по другую сторону невысокого холма:
Тонкий стан, стянутый ремнем, Повязать кушаком велит царское войско! Тело, одетое в черкеску синего сукна, Нарядить в долгополое платье велит царское войско! Голову, покрытую круглой папахой, Накрыть картузом велит царское войско! Богатырское оружие, завещанное нашими дедами, Без боя на тоненький прутик сменить велит Царское войско! О ты под ногами, черная земля! Сделавшись пушечным порохом, Взорви царское войско! Ты над головою, синее небо! Превратившись в пушечный снаряд. Разнеси царское войско…Любимая песня Чоры. И люди, занимаясь своими делами, внимали грустной мелодии. Дойдя до вершины, Али остановился. Пахари распрягали быков. Готовились к обеду. Одни уже совершали полуденный намаз, другие только готовились.
— Айза, — обратился Али к жене, — я распрягу быков, а ты бы нарвала черемши. Хорошо бы, конечно, крапивы, но соли у нас, кажется, маловато?
— Подорожала, как золото. За герку [12] соли Хорта просит гирду [13] кукурузы.
12
Герка — чеченская мера веса, равная 400 г.
13
Гирда — чеченская мера веса, равная 12 кг.