Долгий путь в лабиринте (др. изд.)
Шрифт:
— Сеньор, — пробурчал Гарсия, — я устал чинить эту рухлядь, устал проклинать день и час, когда принял за чистую монету ваши обещания и пошел к вам на службу.
— Что же случилось?
— То, что должно было случиться. Я столько раз предупреждал: нужен комплект новых поршневых колец! Меня кормили обещаниями. И вот финал: кольца сработались, масло гонит в камеры сгорания цилиндров, засоряет свечи…
— Скажите, где достать эти кольца, и они будут! Обещаю вам, Гарсия.
— Святая мадонна! Я, испанский пилот
— А эти кольца нельзя изготовить?
— Сеньор, — торжественно сказал Гарсия, — сеньор, вы разговариваете с токарем высшего разряда. На стайке я могу все! Но где, скажите, станок? Где сталь специальной марки, не слишком хрупкая и достаточно жаропрочная, какая только и годится на такие кольца? Дайте мне станок и нужную сталь, сеньор, и я отстану от вас.
— Вы получите это. И надеюсь, скоро. Впрочем, кое-что зависит от вас самого тоже.
— От меня зависит, получу ли я новые кольца для поршней этой птички? Уж не шутите ли вы, шеф?
— Вовсе не шучу. — Шерстев понизил голос. — Вам я могу довериться. Так вот, слушайте внимательно. Можете быть уверены: не пройдет и двух недель, как весь уезд будет в моих руках! Всего две недели, каких-нибудь пятнадцать дней, дорогой Энрико. Мы немедленно переберемся в город, и вы сами выберете лучшую мастерскую и лучшую сталь для этих колец.
— Я сразу выточу два комплекта!
— Хоть четыре… Но все это осуществится при условии, что ваша птичка выздоровеет и завтра же начнет вести воздушную разведку.
— У вас какие-то новости?
— Есть сведения, что сюда высылают сильный отряд красных. Его надо вовремя обнаружить. Тогда мы быстро расправимся с ним. Дорога к уездному центру будет открыта.
— Вы сказали — «не пройдет и двух недель…». Это реальный срок, сеньор?
— Операция уже разработана, сроки утверждены. Словом, машина запущена. В этом бою мы будем не одни, Энрико. Нам помогут. Но это строго конфиденциально.
— Можете положиться на меня, шеф.
— Значит, успокоились, господин сомневающийся?
— Спасибо, шеф. Две недели этот мотор еще протянет. Но две недели, не больше.
— Слово, Гарсия!.. Теперь еще одна приятная весть. — Шерстев обернулся к спутнику, который стоял в отдалении с лошадьми: — Иди сюда, Леван!
Спутник приблизился. Обутый в кавказские сапоги, обтягивающие ноги, словно чулки, он ступал бесшумно и мягко. На нем была черкеска из мягкой серой ткани и папаха, вооружение составляли наган и кольт на ремнях крест-накрест через плечо, кинжал и две гранаты на поясе. Ему можно было дать лет сорок: поджарый, длиннолицый, с темными овальными глазами, большими и влажными.
— Отсчитай двести рублей, Леван!
Из-за пазухи горец вытянул сафьяновый мешочек, распустил завязки и высыпал двадцать золотых десятирублевок.
— Благодарю, — сказал Энрико Гарсия, засовывая деньги в карман комбинезона. Кстати, где вы раздобыли этого типа? Что заставило его покинуть свои горы и ринуться сюда, в водоворот событий?
— Но и вы покинули родину!
— О, я совсем другое дело, сеньор!
— Не вижу разницы.
— Всадники едут, хозяин, — вдруг сказал Леван, и голос у него оказался высокий, как у женщины. — Много всадников, десять или двенадцать.
— Где они?
— Вон туда смотри! — Горец показал на далекую, у самого горизонта, линию холмов. — Двенадцать всадников.
— Едут к нам?
— Да, хозяин.
Шерстев поднес к глазам бинокль.
— Двенадцать всадников, — сказал он. — Ну и зрение у тебя, Леван!
— Теперь тринадцать, хозяин.
— Верно! — воскликнул Шерстев. — Верно, тринадцать!
Кавалькада приближалась. Лошади шли широкой рысью, вскоре атаман уже мог различить лица людей. Впереди ехал конник с повязкой на глазу.
— Гаркуша, — сказал Шерстев.
— Глаз у него не прошел, хозяин. Совсем не заботится о себе человек!
— А женщину видишь?
— Раньше не видел. Теперь вижу. Рядом с Гаркушей едет. Кто такая, не знаю.
Шерстев спрятал бинокль и обратился к авиатору:
— Возвращается экспедиция. Мне кажется, съездили не впустую.
— Отлично, шеф!
— И еще: они везут девушку. По виду городскую.
— Сеньор проливает бальзам на мое израненное сердце! — Гарсия отбросил головку цилиндра, с которой счищал нагар, поднялся на ноги и стал глядеть в сторону далеких холмов.
— Вот вам бинокль.
Пилот приставил бинокль к глазам, стал крутить маховичок настройки.
— Ага!.. Хвала Святой Деве Марии, таинственная незнакомка отнюдь не страшилище… А я весь в масле и копоти, и нету времени смыть эту грязь!..
— Ну и поза у вас! — сказал атаман. — Как-то я наблюдал за сеттером, когда он делал стойку на дичь…
— Полагаете, мы похожи? Ну что же, нет возражений. Испанцы — люди особой породы. Им нужна встряска — женщина, коррида, аэроплан, — все равно что!
— Северяне — тоже люди с характером.
— Нет, нет, не говорите, сеньор. У вас кровь течет в жилах спокойно, будто ручей по равнине. У испанцев она бурлит, словно горный поток.
— Бурлит, пенится и ударяет в голову, как только на горизонте появилась юбка, не так ли?
— Вы недалеки от истины. Таковы испанцы. И я не хотел бы хоть в чем-нибудь изменить своей природе.
— Вспомните о Дон-Кихоте. Он плохо кончил.
— Для меня он пример. Дон-Жуан тоже.
— Испанцы, испанцы!.. Иной раз завидую вашему умению жить, не заглядывая в будущее. А у меня день и ночь отягощена голова думами о завтрашнем дне России.