Долгий сон
Шрифт:
— Готово. Теперь давай!
— Ниггер, — дружелюбно начал Клем. — Я хочу, чтобы ты мне сделал маленькое одолжение. Я вот им, друзьям своим, рассказал, какой ты мастер терять сознание. Так уж ты по знакомству представь для нас небольшой обморок, а?
Рыбий Пуп продолжал с каменным лицом глядеть в пространство, ничего не отвечая.
— Что же ты, ниггер, не хочешь меня уважить? — мягко спросил Клем.
Рыбий Пуп сидел точно изваянный из черного гранита.
— Похоже,
Рыбий Пуп упрямо молчал, глядя мимо, чувствуя, как у него сводит желудок. Клем быстро отступил, выхватил нож — блеснуло длинное лезвие — и, сделав снова шаг вперед, нацелил сверкающее острие ему в пах.
— Сейчас отчекрыжим твое хозяйство да вывесим сушиться на солнышке!
Полицейский присел, сделал выпад, и его жертвой помимо воли вновь овладело ощущение, уже испытанное в полицейской машине: ноги и руки точно отвалились, поплыла голова…
— Так не желаешь падать в обморок, ниггер? Ну получай!
Клем схватил его за ляжку, и, как тогда, огромная черная завеса застлала мир перед его глазами, и Рыбий Пуп провалился в бездонную темноту. Через минуту он пришел в себя, лежа ничком на каменном полу; в его ушах гремел хохот; лицо и грудь были залиты холодной водой. Над ним с пустым стаканом в руке стоял Клем.
— Ничего, ниггер. — Голос был чувственный, вкрадчивый. — Свободно можешь бегать на свидания к своей зазнобе — даже, я полагаю, жениться можешь.
Рыбий Пуп лежал, глядя мутными глазами, как камера и люди в ней то принимают четкие очертания, то опять расплываются.
— Видел, как у него лапы заелозили?
— А глазищи-то закатил под самый лоб, как словно ставни задвинул на окошках.
Рыбий Пуп, едва дыша, смотрел на искаженные смехом лица.
— Ладно, ниггер. Все. Вставай-ка… Оп-па!
Он хотел послушаться, но не мог — тело было точно чужое. Он приподнял голову и увидел, что в камеру большими шагами вошел седой рослый мужчина. Полицейские окружили его.
— Все исполнил в точности, лейтенант, — радостно доложил ему кто-то.
— А я думал, болтает Клем, — сказал седой лейтенант. — Это как же — фокус или на самом деле обморок?
— Настоящий обморок, лейтенант. Без обмана. — Клем повернулся на каблуках. — Эй, ниггер! Вставай!
Он потянул свою жертву за руку, и Рыбий Пуп поднялся, покачиваясь на ватных ногах. Его опустили на скамью, и он привалился к стене, бессмысленно устремив перед собою взгляд.
— Морочит он вам голову, вот что, — сказал лейтенант, оценивающе меряя его серыми глазами.
— Показал бы, Клем, лейтенанту, как это у тебя получается.
Седой лейтенант басовито хмыкнул, жуя длинную черную сигару, — было видно, что он не против поразвлечься. Клем привычно выхватил нож, выщелкнул наружу сверкающее лезвие и подался всем телом вперед.
— Не надо, — прошептал Рыбий Пуп, снова теряя под собой опору и бессильно погружаясь в небытие.
На этот раз, когда его привели в чувство, оказалось, что он сидит на полу и чьи-то руки поддерживают его, не давая упасть. Стены камеры дрожали от хохота. В дверях появился человек с золотой звездой на груди.
— Здравия желаем, капитан.
— Привет, ребята. Это и есть твой слабонервный, Клем? — спросил капитан.
— Он, капитан. Собственной персоной.
— Подшутить надо мной сговорились, наверно, — усмехнулся капитан.
— Ей-богу, нет! — Лейтенант прищелкнул пальцами. — Р-раз — и лежит без памяти.
— Что-то не верится, — сказал капитан.
— А вот посмотрите, — сказал Клем.
В руке у него опять был нож, и опять его лезвие было направлено Пупу в пах. Рыбий Пуп уперся взглядом в острие ножа, рот у него открылся, дыхание участилось.
— Держись, ниггер! На этот раз шутки по боку — отхвачу, запихаю тебе же в пасть и зашью к чертовой матери! — прорычал Клем, подскакивая ближе.
Все повторилось в точности как прежде, но с тою разницей, что теперь Рыбий Пуп превозмог трижды испытанные ощущения. Уже надвинулась черная завеса, уже немели руки и ноги, но где-то в глубине, не подвластная ничему, твердым желваком засела ненависть. Рыбий Пуп моргнул и снова вперил взгляд в острие направленного ему в пах ножа. Его раздирал страх, но голова оставалась холодной и ясной.
— Чего дожидаешься, любимец публики? Неужели трудно упасть в обморок, когда просят? — свирепо сказал Клем.
Рыбий Пуп медленно поднял усталые глаза и посмотрел прямо в лицо белому.
— Ха! Похоже, ниггер-то меня больше не боится.
Рыбий Пуп смотрел на него, не говоря ни слова.
— Ведь самое дорогое отрежу, ниггер!
Рыбий Пуп по-прежнему не опускал глаза. Клем отвел нож и отступил.
— Не желает, будь он неладен. — Он досадливо сплюнул.
В камере рассмеялись с облегчением.
— Попривык он к тебе, Клем, — сказал лейтенант.
— Да он вас с самого начала водил за нос, — насмешливо проворчал капитан.
Рыбий Пуп смотрел на них угрюмо. Пускай хоть убивают, с обмороками у него покончено на всю жизнь. Никогда больше он не даст так надругаться над собой. Он следил, как Клем, щелкнув, убирает лезвие, прячет нож в карман и подходит, заглядывая ему в глаза.
— Ты на меня не обиделся, ниггер? — спросил он негромко.