Долгий сон
Шрифт:
— Слушай, пошли по Буллокс-роуд, — предложил он.
Тони сделал большие глаза, что-то подергивалось у него на лице.
— Давай, — понимающе протянул он. — Ясное дело. Думаешь, мне самому здесь по душе…
Они шли молча, быстро, но не слишком, чтобы не привлекать к себе внимания — правда, когда не видно было других пешеходов, они почти бежали, однако, едва завидев белые лица, каждый раз непроизвольно замедляли шаг и двигались вразвалочку. Сам того не сознавая, Рыбий Пуп
Выйдя на шоссе, которое тянулось вдоль опушки густого леса, они пошли тише, расслабились. Небо над головой стало обычным синим небом, пламенеющий на нем светозарный круг сделался просто солнцем, знакомым с рождения.
— Подлюги они, эти белые! — неожиданно всхлипнул Тони.
— Ух, ненавижуих, — выдавил сквозь стиснутые зубы Рыбий Пуп. — Люди, называется. Ведут себя, как будто весь мир ихняя собственность.
— А папа говорит: весь мир — божий.
— Ага, только хозяевав нем — белые, — зло сказал Рыбий Пуп.
Отведя душу, они опять зашагали в молчании, пока не дошли до развилки. Тут они задержались. Расставаться не хотелось, порознь они уже не могли делить друг с другом то, что им выпало испытать. Они постояли в растерянности, озираясь по сторонам.
— Ну что? До скорого, так? — небрежно проговорил Тони.
— Ага. Пока, — рассеянно отозвался Рыбий Пуп.
Но после этого они не тронулись с места, все так же избегая смотреть друг другу в лицо. Тони поднял с обочины камешек и, не целясь, швырнул на заросшую травой поляну.
— Слушай, — шепотом начал он.
— М-м?
— Я не хочу, чтобы люди знали, как я там разревелся в камере. — Он отвернулся и с остервенением поддал ногой еще один камень.
Этого только и ждал Рыбий Пуп, теперь нужно было договориться сохранить в тайне то, что им обоим пришлось перенести и чего не дано было понять. Их гнев на белых людей готов был, как ртутный столбик в термометре, подскочить на одно деление и обратиться в гнев на себя. Горько было сносить позор на глазах у белых, но еще горше было бы сносить его на глазах у своих.
— Если наши узнают, что со мной и с тобой было, нас засмеютк чертям, — страстно поддержал его Рыбий Пуп.
— Верно. Но только знать-то им не обязательно, — веско сказал Тони.
Он устремил взгляд к далекому горизонту; Рыбий Пуп хмуро смотрел в сторону леса. Им предстояло решить еще кое-что, но как было к этому подступиться? Тони вдруг обернулся и тронул приятеля за плечо.
— Обещаешь, что не будешь рассказывать, как я разревелся? — Его глаза глядели мягко, просительно.
— А ты никому не сболтнешь, что я потерял сознание? — Рыбий Пуп почувствовал, что у него навернулись слезы.
— Что ты, никогда! — с жаром уверил его Тони.
— То есть все останется между нами, так?
— Тыничего не скажешь, и я ничего не скажу, — изложил Тони условие договора, содержащее, впрочем, намек на возмездие в случае, если оно будет нарушено.
— Нет… Я-то слова не пророню, — пообещал Рыбий Пуп. — Я без того не знаю, куда деваться со стыда!
— Я тоже, — пробормотал Тони.
Но и теперь они не посмотрели друг на друга. Оба испытывали большое облегчение, но неловкость почему-то не проходила.
— Ну, будь, — внезапно сказал Тони.
— Всего, — отозвался тихо Рыбий Пуп.
Тони зашагал по дороге, дошел до поворота, оглянулся, помахал ему. Рыбий Пуп с кривой усмешкой помахал в ответ.
— Хоть бы правда не растрепал, чертов сын, — проворчал Рыбий Пуп, ныряя в лес и с блаженством погружаясь в его тенистый, сумрачный покой.
Он шел, похрустывая валежником, предчувствуя, что впереди, быть может, его ждет еще и не такой позор, холодея при мысли о том, как встретится теперь с отцом и матерью, с друзьями. Эх, убежать бы куда-нибудь, где его никто не знает, где его примут, как человека, который не запуган, человека, который не провел ночь в тюрьме! Такая мысль пришла ему в голову впервые, и ему стало страшно от нее.
Внезапно он встрепенулся, услышав странный звук, и замер на месте.
— Что это? — сказал он вслух.
Из чащи леса долетело тоскливое тявканье.
— Да это собака! — воскликнул он, прислушиваясь. — Больная, видно, или еще что…
Не разбирая пути, он поспешил на звук. Спустя немного остановился. Да, вроде вон там, за густым кустарником. Он раздвинул высокую траву и напролом кинулся вперед.
— Ой, Господи…
Под деревом, прерывисто дыша, то тявкая, то скуля, корчилась большая рыжая собака.
— Песик, — с невольной нежностью позвал Рыбий Пуп.
Собака открыла глаза и, подняв голову, с радостным лаем завиляла хвостом. Рыбий Пуп осторожно подошел ближе. Может быть, бешеная? Э, да она покалечена.
— Похоже, машина наехала, — сказал он сквозь зубы.
На голове у пса видна была большая рана, спина как-то криво изогнулась. Рыбий Пуп наклонился — так и есть, перебита. Ясно, сшибло машиной, досюда дополз, а дальше не хватило сил. Рыбий Пуп протянул руку, и собака с жадностью стала лизать ее, поскуливая, ища утешения.