Долгий сон
Шрифт:
— Спеси у белых девать некуда, а посмотришь — одно дубье! — Суждение человека, который знает, что говорит.
— Мало сказать дубье! Сами ничуть нас не лучше, просто подлость не позволяет признаться! — Веселое согласие единомышленницы.
— Они нас боятся до смерти. Знают, что, зазевайся они на минуту, мы от них не оставим мокрого места! — Сказано с глубокомысленной твердостью.
— Точно! — Вера порывисто положила ему руку на колено и сжала его.
— Хотел я вмазать одному белому, но с какой стати переть на рожон, когда их, гадов, десять, а я один, — вдохновенно
— Умный ты, Пуп, не теряешь головы. — Заученная улыбка.
— Очень мне надо портить себе жизнь, связываться с белыми. — Его заносило все больше.
— Сразу видно, что ты сын Тайри, даже говоришь похоже. — Глаза Веры не отрывались от его лица.
— Будь покойна, я знаю, как обращаться с этими белыми. — Рыбий Пуп уверенно входил в отцовскую роль.
— Правда? Везет же людям! — Ласкающее слух восхищение.
— А что особенного. — Намек на другие чудеса, скрытые до поры до времени.
Вера промолчала и придвинулась, недвусмысленно предлагая себя для обозрения, и Рыбий Пуп пожирал ее глазами и ломал голову, чем бы еще ее поразить.
— Хочешь, послушаем пластинки, Пуп? — спросила она, с мягкой настойчивостью беря его за руку.
— Это можно. — Он встал.
— Тогда пошли.
Он шел за ней, вдыхая запах ее духов, зачарованно глядя, как она зазывающе раскачивает бедрами. Не зря шептались ребята из школы, что она «девочка с перцем» и в мужчинах смыслит больше, чем «мартышка в кокосовых орехах». Правда, подробностей никто не знал, Вера держалась строго, ее домогались даже белые — пусть это не та девушка, с какой тебя захочет познакомить мама, зато с такой не соскучишься. Классная девочка по всем статьям, и к тому же понимает толк в деле.
Он вошел за ней в спальню и стоял рядом, пока она выбирала пластинку и заводила патефон. По комнате поплыл блюз, и Вера стала постукивать ногой в такт музыке.
— Пошли, потанцуем, миленький. — Ее рука обвилась вокруг его пояса.
— Только я плоховат по этой части, — сказал он, выходя на середину комнаты.
— Давай я тебя поведу, — вызвалась она.
— Ладно.
Он двигался, отдаваясь чувственному ритму надрывной музыки, наливаясь тяжестью от ощущения того, как льнет к нему ее податливое тело. Пластинка кончилась, они вместе подошли к патефону, и он увидел, как она снимает рычаг с иголкой. Секунду они стояли неподвижно, потом Вера прижалась к нему, и он не успел опомниться, как его ладонь сама легла ей на грудь, а с языка сорвалась гладкая ложь:
— Девочка, как же я долго тебя ждал.
— Правда, Пуп? — Она прижалась к нему тесней, умело рассчитывая свои движения, чтобы ему казалось, будто наступает он, а она только покоряется.
Она потянула его за собой на кровать, и все, что накопилось у него внутри, — сдерживаемая ярость, и жгучий стыд, и ненависть — отступило куда-то, происходящее сделалось осязаемым и близким, окропило его чувства блаженным дождем, и он всем своим существом потянулся к нему навстречу. Ее губы слились с его губами, и он жадно поцеловал ее, пьянея от того, что она так пылко ему отвечает, одурманенный новизной и близостью ее тела. Она протянула руку вверх, щелкнул выключатель, и они очутились в темноте. Не отрываясь от него, она расстегнула платье, и он безмолвно поразился тому, какую страсть высекло из него прикосновение ее обнаженной груди. Он находился здесь с одобрения родного отца, ни перед кем не был обязан держать ответ, лишь перед собой и этим жарким, охваченным ответной дрожью телом у него под руками, и ничего уже не было в нем, только вспененный прилив желания, и биение звезд у него в крови, и томительное усилие, отверзшее путь потоку, который подхватил его и понес к берегу, где было лучше, чем он мог надеяться, и иначе, чем он себе представлял.
Покинув полные профессионального сладострастия Верины объятия, Рыбий Пуп вышел в коридор и направился к входной двери с таким ощущением, словно на тысячу лет выключился из повседневной жизни. Хотелось побыть одному, как следует разобраться в себе после того переворота, который произвело в нем это свидание. Хотелось во что бы то ни стало еще раз увидеться с Верой и вновь пережить хмельную чувственную бурю. А, вот и Тайри… Отец и сын сошлись в молчании, и Рыбий Пуп заметил, что Тайри прячет от него глаза, да и ему было неловко встречаться с ним взглядом.
— Ну, все? — небрежно спросил Тайри.
— Ага.
Они уже выходили из двери, когда их догнала Мод.
— Очень рада, что навестили, — певуче говорила она с широкой улыбкой. — Заходи еще, а, Тайри?
— Твои гости, Мод, — невнятно отозвался Тайри, пыхтя сигарой.
Мод обратила сияющее лицо к его сыну.
— И ты, Пуп, не стесняйся, приходи в любое время дня и ночи, — приглашала она, одаряя его влажной улыбкой. — Если, конечно, тебе понравилось у нас.
— Ладно. — Он отвел глаза, старательно изучая узор на обоях.
— Ну, до свидания, — проговорила Мод глубоким грудным голосом.
— Всего, — буркнул Рыбий Пуп.
— Будь здорова, Мод, — сказал Тайри.
Они сошли со ступенек и не спеша зашагали по улице. Тайри время от времени останавливался у витрин магазинов. Рыбий Пуп изнывал от желания остаться в одиночестве, но не знал, как об этом заикнуться. Вдруг Тайри повернулся к нему и спросил как бы между прочим:
— Тебе не надо что-нибудь купить, сынок?
Рыбий Пуп смешался. Он поморгал, раздумывая, и, пользуясь новым для себя положением человека, которому многое дозволено, решился:
— Сигарет разве.
— Давай, — сказал Тайри. И сдержанно прибавил: — Ты много куришь-то?
— Да нет. Так, при случае…
— Смотри, знай меру. — Тайри зашел в лавочку, где продавались сигареты.
Они пошли дальше, и Рыбий Пуп, пуская дым, обратил внимание, что Тайри негромко хмыкнул и отвернулся в сторону. Что такое, уж не над ним ли потешается? Он насторожился, и в эту минуту Тайри остановился, грубовато, но любовно облапил его за плечи и захохотал, раскатисто, громко, с явным удовольствием.