Долгий сон
Шрифт:
— Едва ли ты ее знаешь, — сказал Тайри, трижды просигналив автомобильным гудком. — Ее зовут Глория Мейсон.
Минуту спустя из дома показалась молодая мулатка и, торопливо стуча каблуками, покачивая бедрами, направилась к машине. Глаза и губы у нее были подкрашены.
— Впусти-ка ее, Пуп, — велел Тайри.
Рыбий Пуп выскочил из машины и придержал дверцу. Женщине было лет двадцать шесть. Пышногрудая, смешливая, с золотистой кожей и карими веселыми глазами — у него прямо дух захватило. И нарядная, он еще никогда не стоял с такой рядом.
— Познакомься, Пуп, это Глория, — представил ее Тайри.
— Очень приятно, —
— Рада с тобой познакомиться, Пуп. — Глория пожала ему руку и села в машину. — В школу едешь? — сказала она, взглянув на его учебники. — Много приходится заниматься?
— Порядком, — протянул Рыбий Пуп. Он сел рядом, держась поближе к дверце.
Машина тронулась. Счастливый человек Тайри, думал Рыбий Пуп. Что захочет, то и делает. Но ничего, настанет день, когда и у него так будет. Удивительно разговаривает эта Глория, совсем не тем плаксивым голосом, каким обыкновенно говорят черные. Голову держит высоко, четко произносит слова, вся ее повадка дышит уверенностью. В голове пронеслась мысль о Вере и слова Тайри, что когда-нибудь, вспомнив ночку у Мод Уильямс, он будет помирать со смеху! Он вел себя с этой потаскушкой Верой как с принцессой, но теперь ему не нужно доказывать, что с нею нечего больше встречаться, — он найдет себе гораздолучше.
Глория повергла его в замешательство не только тем, что походила на белую женщину, но и тем, что держаласькак белая. Постой, что значит держаться как белые?Она прекрасно держится. Ну а что значит прекрасно?Да уж во всяком случае, черная женщина так держаться не будет. В чем же разница? Он вспомнил, как в давно минувший вечер подрался с Сэмом под газовым фонарем на углу и как Сэм говорил, что такое черные люди, а что — ниггеры…К этой Глории, во всяком случае, никак не подходит такая кличка. Она ведет себя в точности как белые продавщицы из больших магазинов в центре города, куда он ходит покупать галстуки.
Рыбий Пуп был в состоянии судить о Глории лишь по меркам Черного пояса, а в эти мерки она не укладывалась. Волей-неволей приходилось подбирать ей сравнения, основываясь на том, что ему удавалось украдкой подглядеть в мире белых. Рядом с этой Глорией, у которой лицо просится на рекламную картинку, Вера выглядела бы дешевой девкой. Опять он увидел полицейскую машину, белую официантку, подающую прохладительный напиток полицейским, которые угрожали его кастрировать, вспомнил, как давился непрожеванным клочком бумаги с фотографией улыбающейся белой красотки, и совсем запутался.
— Приехали, Пуп, — сказал Тайри. — Вылезай.
Рыбий Пуп вышел из машины и захлопнул дверцу.
— Пока, пап. — Он посмотрел на Глорию. — Счастливо.
— До свидания, Пуп, — с улыбкой сказала Глория.
— Слышь-ка, Пуп. — У Тайри лукаво заискрились глаза.
— Чего?
— Как тебе Глория?
Рыбий Пуп даже вздрогнул. Тайри словно читал у него в мыслях. На него накатила отчаянная бесшабашность.
— Обалдеть можно. — Он двинулся к школе, слыша, как вслед ему несется смех. Рыбий Пуп обернулся и завистливо посмотрел, как машина скрывается за углом. Да, вот это женщина!
— Эй, Пуп!
Он повернул голову. К нему со стопкой учебников в руках, скаля зубы, шел Зик.
— А, привет, — сказал Рыбий Пуп.
— Это кто сидел с твоим папой? — спросил Зик, глядя на него во все глаза. — Объедение!
— Будь здоров девочка, да? — восхищенно сказал Рыбий Пуп.
— И где только он откопал такую.
— Интересно, сестренки нет у нее? — Рыбий Пуп завел вверх глаза.
— Ох, я бы такой не дал скучать.
Зазвенел звонок на уроки.
— Айда, опоздаем, — смеясь, позвал приятеля Рыбий Пуп.
— Ну его на фиг, давай смоемся, — неожиданно предложил Зик.
Это звучало заманчиво. Рыбий Пуп встрепенулся.
— И чего будем делать?
— Я знаю, куда сходить, шикарно проведем время. — Зик подхватил приятеля под руку и потянул за собой. — У знакомой твоего папаши такая упаковочка, что ни один предмет не полезет в голову.
Они шли в тени раскидистых, отягощенных густою листвой персидских мелий. Рыбий Пуп не первый раз прогуливал школу, но никогда еще ради того, что имел в виду Зик.
— Куда мы идем? — спросил он.
— В «Пущу», куда ж еще.
— Да там закрыто, голова!
— А вот и нет, — с уверенностью сказал Зик. — Там круглые сутки открыто. Надо только постучаться с черного хода.
— Ну посмотрим.
Хорошо, стряхнув с себя тягостную повинность отбывать часы на скучных уроках, шагать утром по солнечным улицам, видеть, как торопятся к рабочему месту у плиты в белых домах черные девушки, как тащат туго набитые сумки черные почтальоны и черные дворники длинной метлой сметают в кучу палые листья. Тонкая пыль, рассеянная в воздухе, несла с собою аромат земли.
— А кто хозяин этой самой «Пущи»? — спросил Рыбий Пуп.
— Доктор Брус, — сказал Зик. — Только про это мало кто знает. О докторе пошла бы дурная слава, если б узнали, что он промышляет живым товаром. Девочек в «Пуще» — навалом… Заправляет там негр, по кличке Брюхан, мужчина крутой, но для тебя он всегда расстарается.
Слова Зика воскресили знакомое видение: безжизненное тело Криса под незащищенной электрической лампочкой, и доктор Брус объясняет, как Крис встретил смерть. Значит, доктор втихую зарабатывает на «Пуще» тем же манером, как Тайри — на «Номерах» Мод Уильямс!
— Часто ты там бывал? — спросил Рыбий Пуп.
— Всего раз. Хватит, чтоб захотелось еще.
Дойдя до городской окраины, они свернули на мощеную дорогу, проложенную в густом лесу, прошли милю и за крутым поворотом увидели громоздкое, похожее на большой сарай строение, к которому вела уже грунтовая дорога. Со всех сторон, растопырив увешанные космами серого мха ветви, его обступили дубы и вязы, рядом с которыми дом выглядел игрушечным. Вокруг щетинились заросли бурьяна. Там и сям, отливая мрачной зеленью вощеных листьев, насыщая воздух приторным запахом мертвенно-белых призрачных цветов, стояли магнолии. Дверь спереди, дверь сзади, высоко над ней — крошечное слуховое окно, и больше ни окон, ни дверей; бревна и доски, образующие остов здания, отстояли друг от друга дюймов на пять, обшивка же была выполнена из материала, необычного как по фактуре, так и по замыслу. «Пуща» работала только в летнее время, и с крутизны ее сверкающей железной кровли густо перевитыми плетями свисал серый мох, окаймляя по карнизу всю крышу и сплошь покрывая с четырех сторон стены здания — праздничное убранство, придающее этому полуамбару-полудансингу живописное и дикарское своеобразие.