Долгий сон
Шрифт:
Черт, может быть, Глэдис дома! Рыбий Пуп обежал «Пущу», держась подальше от прожорливых языков огня", от испепеляющего зноя, глядя, как распускаются в ночи и осыпаются дождем соцветия багряных искр, и нашел тропинку, ведущую к дому Глэдис. Он мчался, поминутно оглядываясь, словно не веря, что там, за спиной, свирепствует огненная стихия, к которой не подступишься близко. Тропинка свернула, картина пожара скрылась из виду, и теперь Рыбий Пуп мысленно видел лишь то, что ему хотелось, — как Глэдис сидит дома в спальне и пудрится. Он добежал
— Глэдис! Глэдис! Глэдис! — орал он, дубася в дверь кулаками.
Никакого ответа. Он скрипнул зубами — вдруг он напрасно теряет время? Вдруг там, позади, где к небесам рвется пламя, еще не поздно предпринять что-то? Он отступил на несколько шагов и с разбегу навалился на дверь. Доски хрустнули, но дверь устояла. Он налетел на нее еще раз — дверь подалась и, соскочив с петель, легла плашмя. Рыбий Пуп вошел, нашарил в темноте выключатель.
— Глэдис! — разнесся по дому его голос.
У него мелькнуло скверное предположение, и на секунду его замутило. Что, если она забежала домой по-быстрому обслужить клиента? Мысль была отвратительна, и все же он обрадовался бы, если б она подтвердилась. Натыкаясь на предметы, зажигая по пути свет, он обследовал одну комнату за другой, дошел до кухни, но и там было пусто. Господи! Только что были покой и надежда, и вот, в одну минуту, пожар — и нет ничего, кроме горя. Пошатываясь, он прошел через дом обратно и вышел на крыльцо — перед глазами, обращая ночь в день, вздымалось багровое пламя. Рядом и в отдалении раздавались людские вопли, гудки автомобилей, слышно было, как по дороге проносятся машины. Он вспомнил, что Глэдис пошла в танцзал говорить с Брюханом… Как же он не подумал!Надо немедленно найти Брюхана! Он понесся назад. На пожар набежала толпа народу, но это была притихшая, бездеятельная толпа.
Ему опять попалась на глаза Мейбелл, похоже было, что она успела прийти в себя.
— Это все мох виноват, Пуп, — сказала она со слезами. Тысячу раз предупреждали из пожарной охраны…
— Мейбелл, вспомни… Ты не видела Глэдис?
— Не знаю. Сегодня вроде нет, Пуп, — сказала она. — Я пошла с одним к себе, когда там еще танцевали. Брюхан говорил, набилось человек сто, я сама слышала. Выбралось пятьдесят, может быть. Остальные застряли…
— А Брюхана видела?
— Там — видела, а больше нет.
— О Господи! — У него вырвалось рыдание, он крепко зажмурил глаза. — Бедная Глэдис…
— СМОТРИ! — крикнула Мейбелл, хватая его за рукав.
— Что ты? — Рыбий Пуп открыл глаза и увидел, что она показывает куда-то.
— СМОТРИ — РУКИ!
Теперь он увидел тоже. Мох в верхней части охваченного огнем здания сгорел дотла, и из широких просветов между досками высовывались черные руки и ноги.
— Двигаются, еще живые, — прошептала Мейбелл.
Он пригляделся внимательнее — пляшущее пламя отбрасывало подвижные тени, и создавалось впечатление, будто руки и ноги шевелятся. Он подошел чуть ближе. Нет… Это руки и ноги тех, кто с отчаяния пробовал протиснуться наружу между досками… Стиснув ладони, Рыбий Пуп смотрел на них с таким чувством, будто перед ним бездыханное тело Глэдис.
Огонь ревел, не унимаясь, биение зноя отдавалось в барабанных перепонках, сушило пот на лице. Снизу, из-под огня, раздался глухой взрыв, за ним другой, третий, и воздух быстро наполнился удушливыми, вонючими спиртными парами.
— Бочки с пивом лопаются, — определил кто-то.
Чья-то дрожащая рука порывисто сжала Пупу локоть, он оглянулся — полная чернокожая женщина, сама не замечая, что делает, цеплялась за него. Он постоял минуту, потом мягко высвободил локоть из ее судорожно сжатых пальцев и отошел на несколько шагов, а она осталась с поднятой рукой на том же месте, тщетно перебирая пальцами в пустоте, и буйство пламени отражалось в ее выпученных, остекленелых глазах.
Издалека донеслось завывание пожарных сирен, но Рыбий Пуп знал, что пожарные опоздали. Одно никак не укладывалось у него в сознании — откуда в танцзале эта жуткая тишина, ведь вначале слышались крики, почему же они так быстро замерли… Непрестанно подъезжали все новые и новые машины, буксуя в дорожной пыли, пронзая темноту желтыми копьями фар.
— Глэдис, — в последний раз жалобно позвал Рыбий Пуп и, содрогаясь, уступил нахлынувшему отчаянию.
Теперь люди в полной мере осознали размеры бедствия, и к полыхающей «Пуще» неслись из толпы безудержные рыдания, призывы, стоны. Вой сирен нарастал. Рыбий Пуп сдерживался из последних сил, хотелось ломать, крушить, положить конец этому кошмару.
Он увидел, как подъехал его драндулет и из него выскочил Бак.
— Едут, — сказал Бак. — Вышел оттуда кто-нибудь?
— Нет… Стой, Бак, подумай… Ты не видел Глэдис?
— Слушай, Брюхан велел мне сходить за льдом. Я пошел. Набрал ведро, иду назад — вижу, горит, ну я и выскочил пулей…
— А Глэдис снаружине показывалась?
— Пуп, я не видел.
Казалось, будто сквозь жар, палящий в лицо, его окатили ледяной водой. Он невольно опустил глаза и увидел, что пиджак на нем разодран, руки с тыльной стороны — в ссадинах и волдырях. В левой ноге толчками билась боль.
— Малость стихает, — послышался мужской голос.
Пламя и дым опадали, под ними огненным слитком светилась в ночи железная крыша. С визгом подлетали пожарные машины, вспарывая воздух воем сирен, врезаясь в темноту прожекторами. Круто тормозили, поднимая колесами тучи глиняной пыли, оседающей на деревья. Белые пожарные спрыгивали на землю, и Рыбий Пуп видел, как они с лихорадочной поспешностью приводят в готовность шланги.
— Мать моя родная! — воскликнул один.