Долгое дело
Шрифт:
Прокурор читал долго, медленно, возвращаясь к началу текста.
– Действительно... все это? - наконец спросил он.
– Впервые слышу.
– Неужели ученые полагают, что какие-либо способности могут освободить от уголовного наказания?
– Я думаю о другом... Что за этим?
С л е д о в а т е л ю п р о к у р а т у р ы. В последнее время Лаборатория психологии изучает уникальные качества психики Аделаиды Сергеевны Калязиной. У нее обнаружены кожно-оптические способности и телепатические феномены, которые она демонстрировала в присутствии психологов, физиологов, психиатров и физиков. Поскольку ее способности представляют исключительный интерес
И з д н е в н и к а с л е д о в а т е л я. Брякнул-таки. Да и не то, что хотел сказать. Не люблю счастливых... Ведь кощунство. А вернее было бы так: счастливый человек мне неинтересен. Почему же? Счастье держится, как правило, на каких-то общих для всех кирпичиках: здоровье, материальный достаток, интересная работа, образование, семья... Идеалы счастья придумывают люди, и эти идеалы похожи, как в квартирах телевизоры. Поэтому счастливый человек теряет индивидуальность - все счастливые похожи. Несчастные же самобытны, потому что... Потому что идеалы мы придумываем сами, несчастья нам придумывает жизнь, а она - большая искусница.
Д о б р о в о л ь н а я и с п о в е д ь. Жизнь моего Короля, как сами понимаете, могла кончиться только казенным домом. Через три года она и кончилась. Почему-то в памяти осталось не его лицо, не наша совместная жизнь и даже не суд, а обыск: милиционер выносит из квартиры два ведра мелочи, которую Король приносил из церкви, - ассигнаций от карточных игр ему не хватало, и он еще поторговывал крестиками.
Отбыл он в далекие места. Денек я поплакала. А он прислал два письма: одно слезливое, второе нецензурное. И все. Ноль эмоций. А ведь любил... Как-то я сказала о миллионерше, принимавшей молочные ванны. И что? Грузчик из магазина притаскивает два бидона молока, и Король выливает их в ванну...
Осталась я одна. Ваши коллеги меня не тронули. На суде я проходила свидетельницей. Да и что я знала? Верите ли, только на суде и услышала его настоящую фамилию - Головатюк.
И з г а з е т ы (корреспондент В.Холстянникова). Случается, что в квартире гаснет свет, темно, неудобно, гости переговариваются вполголоса. Но вот электрик что-то там соединил - и вспыхнуло радостное солнце. Такое ощущение возникло у всех присутствующих в Лаборатории психологии, когда вошла Аделаида Сергеевна Калязина: статная, строгая, красивая, в темном костюме. Она что-то сказала - не важно, что - и всех обдало странной и нервной энергией. В этой женщине скрыта тайна, я бы сказала, тайна всех тайн, потому что ее тайна лежит за границей нашего понимания. И мы, журналисты, к ней не готовы - не готовы ее понять и тем более донести до масс. Мы привыкли считать тонны стали, метры жилой площади, пуды хлеба. Но мы не знаем, что писать о таком явлении, как телепатия...
Примером этому служит наша корреспонденция о якобы мошенничестве Калязиной, когда она просила у прохожих деньги. Как выяснилось, она проводила социологический опыт, не содержащий состава преступления. Скорее всего и другие "криминалы" не являются уголовными, в чем без сомнения разберутся следственные органы.
Способности Калязиной - есть редчайший феномен, который надо беречь для науки...
В душном и огромном зале негде было упасть яблоку. Притушенные бра, казалось, не горели, а сочились тончайшей жемчужной пылью, оседавшей на лица напряженной бледностью. Яркий свет горел только в глубине сцены, обдавая задник малиновым
На краю сцены в длинном черном платье, с бескровным, каким-то прозрачным лицом стояла Аделаида Сергеевна Калязина и одержимо пронизывала зал взглядом угольных глаз.
Петельников и Рябинин переглянулись.
– Часы, - негромко, но слышимо всем сказала она.
– Правильно, - отозвался голос из публики.
Зал сдержанно вздохнул. Кто-то захлопал, но звук ладоней вспугнутым воробьем исчез под негоревшей люстрой. И стало еще тише.
– Кто следующий? - глухо спросил ведущий.
– Разрешите мне.
Молодой человек, наверное студент, неуклюже подошел. Ведущий скользнул по сцене длинными шагами на согнутых ногах, как прошелся старомодным танго. Откуда-то из рукава он выдернул черную повязку и завязал Калязиной глаза. Студент протянул свой предмет - зачетную книжку. Ведущий взял, усмехнулся и поднял ее над головой, показывая комиссии и публике. Спрятав зачетку в ящик, темневший на краю стола, он подошел к Калязиной и снял повязку - как Вию поднял веки.
Калязина вздохнула и безумно оглядела зал. Длинный и лохматый студент, похожий на гигантского цыпленка, приготовился. Она искала его, как тот самый Вий, и не могла найти, хотя он стоял перед сценой, перед ней. И вдруг наткнулась, увидела и вонзилась исступленным взглядом. Студент набычился, заметно бледнея. Калязина все смотрела и смотрела, а студент бледнел и бледнел от какого-то тайного напряжения.
– Зачем вы стараетесь думать о другом, а не о спрятанном предмете? опять тихо и опять слышимо спросила она.
Студент не ответил, залившись предавшей его краской.
– Теперь кто-то очень сильно думает и мне мешает, - сказала Калязина, отчего на зал легла уже больничная тишина.
– Не ты? - шепнул Петельников.
Рябинин вообще ни о чем не думал. Он смотрел во все глаза и во все очки, не понимая, где он, - сидит на эстрадном концерте или видит научный эксперимент. Комиссия из насупленных ученых, как при экспертизе. Артистичная Калязина, танцующий конферансье и заинтригованная публика, как на веселом представлении.
Калязина вдруг бросила студента и воззрилась в потолок:
– Что-то прямоугольное... Книга... Нет, маленькая... Маленькая книга...
Теперь уже откровенные аплодисменты взлетели туда же, за ее взглядом, к потолку. Она устало бросила руки вдоль тела. Тонкая, напряженная улыбка задевала ее губы и тут же сурово исчезала.
Севший было студент неожиданно поднялся и сказал звонким, подобающим гигантскому цыпленку голосом:
– А я о зачетке не думал.
– Это вам так кажется, - снисходительно парировал ведущий.
– Я думал о другом.
– Вы думали о том, как бы не думать о зачетке...
Публика засмеялась: Калязину она побаивалась, ведущего - любила.
– Студент прав, - вдруг сказала Калязина. - Он думал о другом, поэтому я была вынуждена обратиться к мыслям его соседки. Вы думали о зачетной книжке?
– Да. - Девушка испуганно залилась румянцем.
И опять защелкали аплодисменты. Члены комиссии что-то писали, перешептываясь и обмениваясь бумажками. Ведущий прошелся по сцене своим танцевальным шагом. Но студент, этот гигантский цыпленок и по-цыплячьи неугомонный, вновь поднялся и занудным голосом спросил: