Долгое дело
Шрифт:
И тогда он усмехнулся той усмешкой, которая так же далека от смеха, как хохот клоуна от искренней радости.
Рябинин вышел из метро и сел в троллейбус. Осень, поздняя осень... Наделись пальто, мелькнула теплая шапка, и под колесами троллейбуса расплескалась стылая вода, похожая на жидкий лед.
Простое решение простого явления - надо было просить. А он требовал вежливо, но требовал. Он считал, что на официальной работе человек должен вступать в официальные отношения. Эти же три женщины старались подменить официальные отношения личными. Личные-то им выгоднее, потому что тут они становились
Он пошел к выходу, обойдя горделивую девушку в дубленке, не утерпевшую, не дождавшуюся морозов...
А борьба за эти официальные отношения. За право не быть просителем. За возможность не унижаться. Но тогда...
Рябинин выскочил из троллейбуса, окунув ботинки в стылую воду, похожую на жидкий лед.
Но тогда получение справки и покупка колбасы - борьба? Тогда отстаивание, казалось бы, личных интересов становится борьбой за государственные. Борьба за себя есть борьба за всех... Отстаивание своей самобытности, утверждение себя может быть борьбой совсем не за себя... А не мельчит ли он это литое слово - "борьба"? Или он запутался?
Рябинин стал у входа в городскую прокуратуру, переводя дух. Не шел, не бежал, а дух переводит. Неужели от потока мыслей? За что он сейчас начнет бороться - за идею, за себя, за Калязину?
Он перевел дух, открыл дверь и вошел в прокуратуру, отстраняя все беспокойства и страхи. На кой черт. Он ищет смысл жизни - значит, он философ, а философы спокойны...
Зональный прокурор Васин молча протянул руку за бумагой и сразу начал читать. Видимо, он пробежал глазами только длинную заглавную строчку: "Постановление о продлении срока следствия..."
– Разгадали, как она вызвала ожог?
– Нет.
– А пожар?
– Нет.
– А кислое молоко?
– Нет.
– А часы остановила?
– Нет.
– Короче, сплошные нули.
– Мы знаем, как она лечила быков, и предполагаем, как двигала спичку и шахматы.
– А Беспалов говорит, что вы незаменимый работник...
И промелькнуло, исчезая...
...Незаменимым работником стать нетрудно... Трудно стать личностью...
Рябинин не ответил, - ведь что-то в ответ промелькнуло. Зональный прокурор принялся читать постановление о продлении срока следствия. Иногда он ладонью туго потирал крепкую шею, словно на нее кто-то давил или собирался сесть. Через полминуты, через прочитанные полстранички, он поднял на Рябинина свои умные глаза:
– Вы сами-то этой телепатии не поддались?
– Мне симпатичны люди, верящие в мир таинственного.
– Чем же?
– Они тоскуют по загадочному, романтике...
– Выходит, вам и Калязина симпатична?
– Нет, она тоскует не по романтике.
– И в телекинез верите?
– Дело не в вере, а в способности воспринимать новое.
– Ну, а в дух верите? - спросил Васин, затаенно радуясь своей иронии.
– В человеческий.
– Значит, вы не считаете, что со смертью тела психическая жизнь кончается?
– А чего тут хорошего...
– И куда, по-вашему, девается наша духовная субстанция, когда останавливается мозг?
–
– Оказывается, вы не стоите на материалистических позициях...
– Я-то стою, но Калязина меня пошатывает.
– Теперь ясно, почему волокитится дело.
– Но в бога я не верю. - Рябинин передернул плечами, выруливая на материалистические позиции.
– Вам что, холодно?
– Да, у вас зябко.
И промелькнуло, исчезая...
...В мире зябко... Из-за дураков...
Васин смотрел на него непереносимо-умными глазами, застеленными неподдельным беспокойством.
Рябинин отвел взгляд. На кой черт. Ведь, кажется, знает, что два типа людей - мещане и карьеристы - споров не терпят. Первым эти споры нарушают милый их сердцу покой. Вторых они раздражают своей бессмысленностью: нижестоящему приказывают, вышестоящему подчиняются. Поэтому на кой черт. Да еще стал юморить. И разве он спорит - он перечит. Скажи сейчас Васин, что бога нет, так ведь поперечный Рябинин станет доказывать обратное.
– Андрей Дмитриевич, дело не волокитится, я могу показать...
Васин облегченно вернулся к чтению, потому что необычный для этого кабинета разговор вывернул его из колеи и он не знал, как быть дальше: принять ли самому какие-то меры, доложить ли начальнику следственного отдела, или обратить все в шутку. Да ведь следователь и верно шутил - в бога не верит. Еще бы верил.
Рябинина привлек васинский костюм. Где-то он такой видел. Серый, в беленькую, чуть заметную вермишелевую полоску. Он глянул на свой рукав серый, в беленькую, чуть заметную вермишелевую полоску. У них одинаковые костюмы. Да и рубашки вроде бы одинаковые. И галстуки одного оттенка. Они почти ровесники. Кончили один и тот же факультет. Делают одну и ту же работу... Чем же они отличаются? Очками. Рябинин в очках, а прокурор гладко причесан.
– Что вы пишете: "Санитарно-эпидемиологическая станция", "Районный отдел здравоохранения"? "Санэпидстанция", "Райздравотдел"...
Рябинин промолчал: долго объяснять, почему он так пишет.
– У вас не юридический язык. "Похитила бриллиант, заменив его фальшивым". Совершила хищение бриллианта, путем подмены...
Рябинин опять не отозвался. Мелочи, это все мелочи - главный разговор впереди, в кабинете заместителя прокурора города.
– "Калязина позвонила измененным голосом..." Вы пишете письмо знакомому или официальную бумагу?
– А как надо?
– Имея преступный умысел на хищение денег путем мошенничества, будучи способной к изменению голоса, при помощи телефона, используя ротозейство потерпевшего...
– И будучи в трезвом состоянии.
– Это необязательно. Вот если бы она была в нетрезвом...
Васин вернулся к чтению на несколько секунд:
– Ну, уважаемый коллега... Тут литературщина на каждом шагу. "Прикинувшись беременной..."
– Но ведь коротко и ясно.
– А нужно юридически грамотно. Хотя бы так: имея преступный умысел на хищение натуральной шубы из каракуля, имитируя беременность путем помещения под пальто шубы синтетической... Придется переписать, уважаемый юрист первого класса. С такой бумагой к заму я не пойду.