Долгое дело
Шрифт:
Беспалов нахмурился от странного желания - каким-нибудь невероятным способом обойтись без этой поездки в городскую прокуратуру; как-то отвести от этого лохматого человека в очках нервную схватку, которые тот находил почти ежедневно; закрыть его от других, плотно закрытых прокуроров. Беспалов нахмурился еще строже, потому что это желание показалось ему не мужским и уж наверняка не прокурорским.
Мысль перескочила - вечерами она перескакивала чаще и свободнее - на самого себя...
Вот он. Ничего с ним не происходит. Здоровье хорошее. С женой отношения
Он затушил недокуренную сигарету и придвинул милицейскую пачку бумаг с каким-то сторонним удивлением - остался для работы или для мемуарных размышлений?
– Кто-нибудь есть? - донеслось из приемной через ту дверную щель, которую оставила секретарша.
– Гражданка, рабочий день кончился, - крикнул Беспалов.
Но гражданка была уже в этой дверной щели, раздвинув ее плечами до нужной ширины. Черное длинное платье, выразительное лицо, украшения и странная поза, будто она стояла на цыпочках и хотела подпрыгнуть или взлететь. Вероятно, какая-нибудь артистка, вырвалась меж концертами, на такси, без плаща...
– Юрий Артемьевич, я пришла к Рябинину, а его нет.
Беспалов застегнул китель, чувствуя, как у него подсыхают губы, - он узнал Калязину.
– Почему не явились утром?
– Незапланированная встреча с трудящимися.
– Вы же знали, что следователь ждет...
– Юрий Артемьевич, мне пришлось решить маленькую задачку: ехать к одному человеку, Рябинину, или к коллективу в триста человек. Думаю, что я поступила идеологически правильно.
– А я думаю, что Рябинин тоже поступил правильно и вынес постановление о принудительном приводе.
– Что это означает?
– Два милиционера придут к вам домой или на работу и доставят в прокуратуру.
Она передумала взлетать.
– Разрешите, я присяду...
Прокурор кивнул - он давно намеревался поговорить с ней и как-то помочь Рябинину.
– Гражданка Калязина, неужели вы считаете, что преступник может избежать ответственности, не являясь к следователю?
– Нет, я так не считаю.
– Зачем же вы увиливаете от опознания?
– Вы же спрашиваете не обо мне, а о преступнике.
– А вы разве не преступница?
Она тихо изумилась широко раскрытыми глазами:
– Я могу предъявить паспорт.
– Зачем?
– Чтобы доказать, что я Калязина.
– Я и так верю...
– А я не верю, что вы прокурор.
Беспалов непроизвольно и мельком обежал взглядом свой громадный прокурорский стол и маленький столик с кодексами и справочниками.
– Ах да у вас же звезда на кителе, - спохватилась Калязина.
– Говорите по существу, - сурово осадил прокурор, чтобы сразу избежать ее телепатий.
– Я по существу: звезда на кителе, прокурор района - и называет меня преступницей. А разве моя вина доказана?
Беспалов погладил ладонью подбородок, примериваясь к челюсти.
– Я не обязан вам раскрывать следственные секреты.
– Была бы она доказана, вы заграбастали бы меня на казенные харчи, а?
Калязина прищурилась остро и точно, как смотрела вдаль, - проверяла верность своей мысли. На эту проверку Беспалов не отозвался ни словом, ни лицом, потому что удерживал пальцы от пошатывания подбородка. Вреднейшая привычка.
– Юрий Артемьевич, присмотритесь ко мне...
Она сделала паузу, чтобы прокурор присмотрелся, хотя он не сводил с нее глаз. Беспалов только крепче сжал губы, не принимая этой эстрадной манеры. Совершила преступление, так хоть застесняйся... Ее бы за одну наглость стоило арестовать.
– Скажите откровенно: похожа я на преступницу?
– Ни один преступник не похож на преступника.
– А вот Агата Кристи в одном из своих детективов сказала: "В реальной жизни в девяти случаях из десяти наиболее подозрительным выглядит сам преступник".
– Я не любитель детективов.
– Разумеется. Вы солидный человек и должны отнестись ко мне иначе, чем Рябинин.
– Как же я должен к вам отнестись?
– Поверить мне.
– Я верю в факты.
– А хотите, сделаю из вас своего сторонника?
– Я хочу, чтобы вы не мешали следователю Рябинину...
– Юрий Артемьевич, а у нас с вами одинаковые носы.
Видимо, удерживая пальцы от подбородка, он прозевал полет руки к носу. Вреднейшая привычка.
– Все? - спросил прокурор, медленно распаляясь.
– Я ведь хотела сделать вас своим сторонником. Гляньте на эти часы. Хотите я остановлю их взглядом?
Она кивнула на электрические часы, висевшие на противоположной стене. Беспалов не стал бы на них смотреть, не стал бы играть в ее дурацкие игры, но она повернулась к ним, и, потеряв ее лицо, он тоже поднял глаза на крупный циферблат. Часы шли. Без четверти семь. Опустив взгляд, он уперся в прическу, уложенную на затылке замысловатыми ячейками.
– Гражданка Калязина!
Она повернулась, обессловив его матовой бледностью и матово потухшими, ничего не видящими глазами...
Прокурор непроизвольно вскинул голову - без четверти семь. И непроизвольно глянул на свои ручные - без десяти семь. Настенные часы остановились.
И з д н е в н и к а с л е д о в а т е л я. Говорят, что наш мозг весит тысячу четыреста граммов, а наш организм состоит из ста триллионов клеток. Говорят, что подобное природа создала лишь на нашей земле... Создала и вручает любому и каждому, и этот любой и каждый распоряжается жизнью, как ему заблагорассудится. Может быть полезен своим трудом, а может ежедневно накачивать алкоголем все сто триллионов клеток и заваливать их на панель. Может радовать людей тонким искусством, а может всю тысячу четыреста граммов мозга направить на хитроумные преступления, как это делает Калязина...