Долгое дело
Шрифт:
– В прокуратуру? - спросил Беспалов.
– В нее, - сухо отозвался следователь.
– Что с Калязиной?
Вот откуда неприятная им обоим тень, - прокурор беспокоился о деле.
– Сегодня теплое утро, - ответил Рябинин.
Юрий Артемьевич посмотрел сбоку каким-то взглядом-крюком. Но они миновали железные воротца, чего Рябинин и и ждал, - ему не хотелось отвечать там, в желто-зеленом мире осени; Калязина была из мира по эту сторону воротец, из мира асфальта и бензина. И, ступив на панель,
– Кстати, о том счастье, про которое вы забыли...
Кстати. На проспекте, среди бегущей толпы, на ходу, перед напряженным днем...
– Человек, который постиг, что работать интересней, чем отдыхать, всегда будет счастлив.
Беспалов немного опередил следователя, пытаясь высмотреть в его глазах ценность своей мысли. Рябинин помолчал, удивившись ее глубине.
И промелькнуло, исчезая...
...Умные мысли приходят всем. Только от некоторых сразу же уходят, потому что умные мысли - не деньги и не каждому нужны...
– Хорошо, - подтвердил Рябинин, - но смысла жизни этим не объяснишь.
– Увлеченность работой все объясняет.
– Я знавал неинтересных людей, увлеченных работой, - как-то между прочим, не для спора, бросил Рябинин, потому что об этом было уже говорено.
– Про интересность не знаю, но эти люди хорошие.
– Я знавал плохих людей, увлеченных работой...
– Они полезны для общества.
– Я знавал вредных для общества людей, увлеченных работой...
– За каких же вы людей?
– Я не за человека, увлеченного работой, а за человека, увлеченного жизнью, - воодушевился Рябинин, тоже слегка забегая вперед и заглядывая в лицо прокурора.
– Неплохо, - согласился Беспалов. - Но я встречал немало подлецов, увлеченных жизнью.
Они рассмеялись одновременно - от хорошего разговора, от приятной ходьбы, от доброй осени и от тех десяти минут, которые у них остались до работы.
– А что же вы не на машине? - спросил Рябинин.
– Осень хороша.
– Сейчас будут клены.
– Да, будут...
И клены встали в крохотном скверике, который, казалось, самовольно раздвинул дома и втиснулся. Летом меж каменных стен эти клены не очень заметны, да и зелени на проспекте много. Но осенью на них опускается купол огня, который рвется ветром: большие куски - на крону, кусочки - на землю... И жарко меж стволов.
Беспалов взялся за свой подбородок, опробовав его на крепость. Сейчас спросит о смысле жизни - нашел ли?
– Сергей Георгиевич, у вас характер трудный?
– Нет, - может быть, чуть резковато ответил Рябинин: его об этом спрашивали, ему об этом говорили.
– Некоторые так считают, - сказал прокурор бесцветным голосом, как бы отмежевываясь от тех,
– Некоторые зарабатывают свой хлеб, пресмыкаясь. А кто работает гордо, кажется им человеком с плохим характером.
– Вы всегда с чем-то боретесь...
– Да? - удивился Рябинин.
С собой. Всю жизнь он боролся с собой. Борьба шла между ним и тем легким, простым и благополучным парнем, каким бы он хотел быть. Или между ним, Рябининым, и тем идеальным человеком, каким бы он хотел быть. Борьба нескончаемая и бессмысленная, потому что он всегда будет пробовать измениться и всегда будет оставаться самим собой.
И промелькнуло, исчезая...
...Все мы стремимся к себе, какими мы себя представляем...
– А вы про характер... к чему?
– Он у вас бойцовский.
– Разве - усмехнулся Рябинин.
У него бойцовский характер... Слышала бы Лида. Разве бойцы краснеют от смущения, расстраиваются от грубостей и не спят по ночам от неудач?
– Тогда почему ж борьбу не считаете смыслом жизни?
– Я думал.
Когда? Он не помнил. Видимо, на допросах, в автобусах, во сне... Но он думал.
– Я еще думаю...
Они бы заговорили о борьбе, не покажись здание прокуратуры. Потом были гранитные ступеньки, сбившие дыхание, так нужное в споре. Потом они вошли в сумрачный коридор, в свет дневных ламп, в звук шагов и в нервный стрекот машинок...
Потом Рябинин увидел у своего кабинета темную фигуру, которую он не рассмотрел, не узнал и не понял, сразу отторгая ее от дверей нервным и волевым ударом. Но фигура поднялась и целомудренно сказала:
– Доброе утро.
– Здравствуйте, - буркнул он, отпирая кабинет.
Калязина оказалась у стола раньше, чем он снял плащ.
– Сергей Георгиевич, я выздоровела.
– И вроде бы давно.
– Когда я играла в шахматы, то была еще на больничном.
– Зачем пришли?
– Я же вам нужна, - изумилась Калязина.
Фальшиво изумилась, перестаралась, округлив глаза и распахнув рот. Он ее понял - она тянула время, которое всегда играет на руку преступнику. Вроде бы пришла, вроде бы не уклоняется, отлично зная, что без свидетелей она ему не нужна, а собрать их сразу непросто.
– Как работа? - спросил Рябинин, обдумывая быстрый способ вызова свидетелей.
– Инфекции, бактерии, анализы... Сегодня женщина привела ребенка, укушенного собакой. И что вы думаете? Укусила не собака, а папаша в нетрезвом состоянии.
– Ну...
– Сергей Георгиевич, да могу ли я работать, находясь под следствием?
– Вы сами виноваты.
– Неужели я такая дура, чтобы пойти на уголовное преступление?
– Да, такая, - покладисто согласился Рябинин.
– Как? - тихо вспыхнула она, ожидая разуверений.