Долгое эхо войны
Шрифт:
– Вчера, – сказал Василий, – ребята в овраге за нашим домом, подобрали Таисию. Совершенно в бессознательном состоянии. Мне кажется, Веня, ее нужно положить в наркологию.
– Она не станет лечиться, – отодвигая недоеденную кашу и утратив всякий аппетит, ответил Венедикт. – Я пробовал устроить ее туда трижды. Она убегает оттуда, не выдержав и одного дня. Вчера еле выпроводил ее от себя после дежурства.
– Венечка, – вмешалась Вера, – ты бы забрал у нее ключи от комнаты.
Она встала, убрала тарелку с кашей и поставила перед ним тарелку с омлетом.
– Кушай, я сейчас тебе блинчиков положу и
– Все считают меня ее мужем и смотрят на меня, как на варвара. Выгнал свою жену из дома.
– У нее таких мужей, как ты – целый полк, Веня. Все это прекрасно знают, и никто не может осуждать тебя за то, что ты не желаешь ее брать себе в жены. Выкинь из головы все эти глупости. У тебя своя жизнь, у нее – своя. Тебе можно только посочувствовать, – сказал Василий.
– Ты представить себе не можешь, как я устал от нее. Иногда я думаю, что мне легче было в Сталинграде, чем здесь. Именно из-за нее. Мне ее искренне жаль, но видеть ее – выше моих сил.
– Венечка, – прервала этот тяжелый разговор Вера, – у меня к тебе есть дело. Можно обратиться к тебе, как к врачу?
– Ты что заболела? – обеспокоился гость.
– Говорят, ты теперь специализируешься на венерологии?
– Да. Знаешь, это лучше, чем хирургия. Тем более что количество больных «постыдными» заболеваниями сейчас просто катастрофически растет. Я согласился на предложение начальника лазарета. Мы ведь вот-вот станем госпиталем, и в его структуре предполагается кожно-венерологическое отделение. Возглавить отделение, по-моему, совсем неплохо. А практика лечения у меня за последние два года достаточно положительная.
– Я слышала, что ты преуспел на этом поприще, – усмехнулась Вера. – И вот поэтому хочу тебя попросить посмотреть одного мужчину из местных органов управления. Сможешь?
– Нет, частным образом я никого лечить не стану, Вера. Пойми меня правильно. Это уголовное дело. Он должен встать на учет. Иначе нам с этой заразой не справиться.
– Вень, но он хорошо заплатит, и это будет абсолютно секретно. Никто никогда не узнает об этом.
– Нет! Я на это не пойду. Официально – ради Бога! Я его вылечу. Но тайно, за деньги – нет. И никогда не обращайся ко мне с такими просьбами. Ты же знаешь, что это противозаконно.
Ему было неприятно отказывать ей, но он бы перестал считать себя порядочным человеком, если бы нарушил закон. Кроме того, Венедикт был членом партии и для него это было не простым звуком, а мерилом совести и чести. Его приняли в партию под Сталинградом. Это было его гордостью. Нарушить кодекс чести значило для него не иметь права на достоинство.
Венедикт поднялся, поблагодарил супругов за вкусный завтрак и вышел из дома. Василий вышел вместе с ним.
– Ты прав, Веня, – сказал он, пожимая другу руку. – Не обижайся на Веру. Ее попросила директор школы. Она же у меня старшая пионервожатая там. Прости ее, глупая женщина. Я ей сразу сказал, что ты на это не пойдешь. Пусть этот начальничек впредь думает, с кем развлекается! Верно!
Венедикт кивнул и хотел уйти, когда к ним подошла удивительно красивая, невероятно похожая на Терезу женщина с короной из кос на голове, с большими зелеными глазами и милой улыбкой на лице.
– Здравствуйте, – поприветствовала она мужчин. – Я к вам, Василий Игнатьевич, по вопросу оформления накладных на продукты. Вы не могли бы зайти к нам в бухгалтерию?
– Я всегда готов к сотрудничеству с такой очаровательной женщиной, – засмеялся Василий.
– Так я вас жду? – спросила «очаровательная женщина» и, сказав «До свидания» Вене, отправилась на свое рабочее место.
– Кто это? – обалдело глядя ей вслед, спросил друга Венедикт.
– Наша новая бухгалтер. Пойду, подпишу бумаги. – Он протянул руку Вене, и друзья разошлись в разные стороны.
Все неприятные чувства от разговора с Верой вытеснило впечатление, которое произвела на него незнакомая коллега Василия. Перед глазами стояла женщина его мечты. Настоящая русская красавица. Кто она? Наверняка замужем. От этой мысли его затошнило. Разве могу я мечтать о такой, да и кто свяжет свою судьбу со мной после Таисии, «слава» о которой уже перешагнула границы их гарнизона. От злости на нее Венедикт сжал зубы. Он шел, и его трясло от несправедливости обстоятельств, сложившихся по его вине и порожденных его бесхарактерностью.
«Какая же я тряпка! – уничтожал себя он. – Поделом дураку. Это ж надо было согласиться взять Таисию с собой и позволить ей поселиться в своей комнате. Победа затуманила мне мозги, сыграв со мной глупую шутку. Ну дурак! Да еще терпеть ее оскорбления постоянно.
Я просто сам не могу поверить, что мог быть таким ослом. Ну почему кому-то – такие красивые женщины, достойные, очаровательные, а мне этот кошмар? И главное – сам, своими руками создал себе репутацию полного идиота. Кто может довериться такому доктору, человеку, живущему рядом с этим безмозглым, омерзительным существом. Однако есть одно «но», – одёрнул он себя, – ведь она больна, брошена всеми спасенными ею мужиками. Ну да, – с сарказмом вел он полемику с собой, – только ты у нас такой добрый, честный и верный друг, готовый свою жизнь испоганить вконец, но доказать всем свою порядочность. Брось ерничать, – уговаривал он себя, – ты поступил с ней, как с фронтовым товарищем, а она возомнила, что ты обязан и жениться на ней, чувствуя, что ты, слабак, послать ее подальше не решишься. Вот и получай результаты своего героического поступка. Думать нужно прежде, чем «подвиги» совершать».
За этими рассуждениями он и сам не заметил, как пришел к лазарету, но вместо того, чтобы идти в корпус своего отделения, зашел в здание администрации и сразу наткнулся на начальника лазарета, подполковника Петрищева Андрея Григорьевича.
– Венедикт Петрович, – обратился к нему начальник, – зайдите ко мне, нужно обсудить штат вашего отделения и план работы на год. Говорят, что на днях мы уже получим статус госпиталя. Работы будет невпроворот.
Начальник прошел к себе в кабинет, Венедикт за ним, и не успели они начать разговор, как в дверь постучали и вошла она.
«Надо же, – подумал Венедикт, – это просто наваждение какое-то, ноги сами принесли меня сюда в надежде увидеть ее, и она появилась, как по-волшебству».
Петрищев взял из ее рук бумаги и стал их внимательно изучать, предложив даме сесть.
Она нерешительно присела на предложенный ей стул и, взглянув на Венедикта, смущенно улыбнулась ему. От ее улыбки сердце его замерло, он смотрел на нее, не в силах отвести глаза, и она, не выдержав, сама отвела взгляд и обратилась к начальнику.