Долгое эхо. Шереметевы на фоне русской истории
Шрифт:
Карл между тем рассылал по Малороссии манифесты о том, что храбрые казаки свергли московское иго. Лев, что красовался на знамени Карла, двигался западными окраинами России; ранее он вступил в союз с Польшей, теперь к нему примкнул Мазепа, к тому же Карл был уверен в поддержке Турции, которая тоже высматривала кусок лакомого российского пирога…
– Что надобно делать нам, чтобы не давать покоя шведскому льву? – спрашивал Петр.
Шереметев придерживался прежней тактики: собирать небольшие группы, устраивать засады, кусать, наносить удары – и мигом
– А что надобно делать, чтобы брат мой Карл не понял главного нашего направления?
Не признававший риска, азарта, Шереметев отвечал: исподволь манежить неприятеля, томить его и терпеливо строить редуты в разных направлениях. В те дни между царем и фельдмаршалом укреплялось единодушие, возвращалось прежнее благорасположение.
Карл же в одной из коротких схваток тогда был ранен, и теперь его возили на носилках, закрепленных между двумя лошадьми. Окруженный верными солдатами-драбантами, он появлялся пред полками, горделиво объезжал армию, вешал ордена и знаки различия. И все же знавшие его чувствовали: нервы Карла XII сдают, его сбивают российские просторы, он слишком торопится с главной битвой.
Генеральная баталия близилась. Наступило 25 июня 1709 года.
В этот день, с раннего утра до вечера, не слезая с коня, Петр объезжал армию, все 24 полка. В каждом произнес горячие, воодушевляющие слова. В сопровождении командиров, в том числе Брюса и Михаила Шереметева, направился к артиллерии.
– Готовы ли вы к великой битве с королем Карлом? Не напугают ли вас его пушки да мортиры?.. – Черные глаза его сверкали.
Ночью состоялся военный совет. А в пятом часу утра царь был в ставке Шереметева. Услышал новость: «Изменщик убежал к шведам, знает, где стоит наш полк новобранцев, и непременно сообщит о том Карлу…»
– Какие на том полку мундиры?
– Серые. Ведано тебе, Петр, что привел их сын твой Алексей Петрович.
– Переодеть их в мундиры опытных нижегородских солдат и поставить на иную позицию.
Осмотрел шереметевскую конницу, пехоту.
– Зело благодарен вам, господин фельдмаршал! Прошу Господа Бога, дабы сподобил меня на пиршество победное, и вас хочу видеть в здравии и радости!
Воодушевленное лицо, горящие глаза, сила его передавалась солдатам, вселяя в них веру и волю.
26 июня пополудни, проведя смотр армии, отметив просчеты, уточнив расположения, потребовал: «Гвардейским штабам и обер-офицерам быть пред себя!» И обратился со словами:
– Карл похваляется разделить наше государство на малые княжества. Сим оскорбил он народные чувства. Дадим ли мы торжествовать ему?.. Готовым быть всем с сей минуты к виктории великой! Командующим артиллерией назначаю Брюса! Командовать конницей поручаю Меншикову! Верховным главнокомандующим пехоты – фельдмаршала Шереметева!.. Уповаю на вас! С Богом!
26-го числа русский перебежчик сообщил шведам, что завтра Петр ждет подкрепление с Урала – 20 тысяч. Карл от этого сообщения «пришел в великую робость, долго ходил безгласен, и оттого наипаче нога его в болезни умножилась».
И,
…Было серое мглистое утро, когда шведы подобрались к главным русским силам. Однако конный постовой Меншикова обнаружил неприятеля, русские быстро пришли в готовность и отбили шведов, забрав много знамен и пушек. Это сбило Карла, однако он снова бросился в наступление. Шведы побежали к русским редутам, только везде натыкались на мощные укрепления – Шереметев самолично проверял высоту и глубину редутов. Всюду били пушки, летели ядра, пороховой дым окутывал равнину. В девять часов утра силы неприятеля уже иссякли, и битва за редуты кончилась. Наступило затишье…
В шатре у Петра собрались генералы и командиры с Шереметевым во главе – теперь надлежало в дело вступать пехоте. 27 полков, сотни тысяч людей! На земле людей – что звезд на небе…
– Ежели Карл узнает, что у нас много полков, пойдет наубег! – сказал Петр. – Надобно часть полков отвести в резерв.
Шереметев не согласен, он, как всегда, за то, чтобы брать массой, его поддерживают, но решает Петр. Когда объявляют о резерве, никто не желает уходить с позиций, солдаты рвутся в бой.
Удаляясь из ставки, Петр обнял Шереметева и торжественно возгласил:
– Господин фельдмаршал! Назначаю вас главнокомандующим! Вручаю вам мою армию, извольте командовать баталией! И ожидать неприятеля на сем месте! С Богом! – И помчался к своей дивизии.
…Солнце поднялось высоко, когда после утренней атаки и короткого перерыва началась вторая, настоящая битва. Как и ожидалось, шведы бросили своих солдат туда, где был полк новобранцев в серых мундирах, но напоролись на жгучее сопротивление опытных солдат…
Заиграли трубы, барабаны, литавры, а громче всех – мортиры и пушки: в дело вступила артиллерия; круглые пахучие ядра прорезали дымный воздух… Шереметев у своего шатра наблюдает за ходом битвы, посылает гонцов, принимает донесения, отдает приказания. Дым, грохот, чернота, шум, крики. Пехота – как птица, а крылья ее – два конных полка… Где преображенцы, семеновцы? Где шведы, русские? Смешалось все.
Рукопашный бой уже кипит в лощине.
Пришло донесение, что в носилки Карла попало ядро, а драбанты его перебиты. Шереметев мчится следом, офицеры его гонятся за Карлом. Но тот исчез, как сквозь землю… Взяли только лошадь Карла да седло со знаком королевского льва.
Нарушая правила, фельдмаршал покидает свой пост, и могучая фигура его с саблей в руке устремляется на зазевавшегося шведа. Поблизости падает бомба, пороховой дым окутывает все вокруг. Шереметев падает, отброшенный взрывной волной. Мундир его осколком, будто ножом, прорезан, и сам он не чувствует, что контужен…
А тем временем Петр, увидав, что целым девяти полкам грозит оказаться отрезанными, что всё теперь зависит от этой минуты, мчится наперерез шведам! Успел – и повернул баталию! Платой за то была простреленная его шляпа, погнутый крест на груди и убитый конь…