Долгое падение
Шрифт:
Мартин говорит, что это все не имеет никакого отношения к той истории с пятнадцатилетней девочкой; он считает, что после этого случая стало даже получше, поскольку люди, которые называют его мразью, нормально относятся к сексу с несовершеннолетними. И вместо оскорблений они выкрикивают другое: «Молодца!», «Показал ей, где раки зимуют?», «Ну, ты мужик» и так далее. Если говорить об оскорблениях — но ни в коем случае не о его браке, или отношениях с детьми, или карьере, или душевном равновесии, — тюрьма все же сослужила ему определенную службу. И ведь самые разные люди могут быть знаменитыми, хотя у них нет поклонников. Хороший пример —
Это лишь часть тех мыслей, которые успели пронестись у меня в голове, когда мы с Мартином обнялись. Но они ни к чему нас не привели. Мысли были внутри, а вокруг было пять часов утра, мы все были несчастны, и нам некуда было податься.
И я тогда спросила: что теперь? И еще я нетерпеливо потерла ладони, будто мы чудесно проводили время и праздник нужно было продолжить — будто мы зажигали в клубе «Оушен», а теперь решили выпить кофе и съесть по пирожному в кафе «Бетнал Грин» или зайти к кому-нибудь в гости покурить марихуаны и расслабиться. Тогда я добавила: к кому пойдем? К тебе, Мартин? У тебя небось хата что надо. У тебя там, наверное, джакузи и все такое. Мне сойдет. А Мартин ответил: нет, ко мне домой мы не пойдем. Да времена джакузи, кстати, давно прошли. Наверное, это означало, что он банкрот, а не то, что он слишком толстый, чтобы влезть в джакузи. Мартин ведь не толстый. Он слишком сильно себя любит, чтобы растолстеть.
Но я не сдавалась: ладно, не важно. Достаточно будет чайника и пакета кукурузных хлопьев. А он мне: и этого у меня дома нет. Ну, тогда я и спросила: что ты от нас прячешь? Он тут же ответил: ничего. Но сказал так смешно, словно смутившись, словно он действительно что-то прятал от нас. А потом я вспомнила кое-что, имевшее, возможно, отношение к происходящему, и спросила: а кто оставил тебе сообщение на автоответчике? Никто, отрезал он. Я тут же поинтересовалась: мистер Никто или, может, все же мисс Никто? Но он сказал в ответ: просто никто. Я захотела узнать, почему он все же не хочет пригласить нас к себе, и он объяснил: потому что я вас не знаю? А я ему: как и ту пятнадцатилетнюю девицу? Тогда он сказал, будто разозлившись: ладно. Пойдемте ко мне. Почему бы и нет?
Мы и пошли.
Джей-Джей
Я, конечно, знаю, у нас с Морин был такой момент, связавший нас, — когда она ударила Чеза, — но я, признаться, никак не мог избавиться от мысли, что если мы продержимся до утра, то моя новая группа распадется из-за разности музыкальных вкусов. Наступление утра означало бы, что мы смогли продержаться, и это новый день, новая надежда, новый год ну и далее по тексту. Я не хочу никого обидеть, но мне очень бы не хотелось, чтобы меня видели с этими людьми днем, — надеюсь, вы понимаете, о чем я, — а особенно… особенно с некоторыми. Но до утра и нового дня оставалась всего пара часов, так что я не видел иного выхода, кроме как пойти с ними к Мартину. Поведи я себя иначе, это выглядело бы некрасиво и недружелюбно, к тому же я не настолько сильно мог себе доверять, чтобы оставаться в одиночестве.
Мартин жил в небольшом коттедже в районе Айлингтон, рядом со старым домом Тони Блэра, — не совсем то место, где обычно оседают в трудные времена. Мартин заплатил за такси, и мы пошли за ним по направлению к дому. На двери было три или четыре звонка, так что не весь дом принадлежал ему, но я бы не мог себе позволить снять там даже квартиру.
Он уже достал ключ, как вдруг помедлил и обернулся.
— Слушайте, — сказал он.
Больше он ничего не сказал, так что мы прислушались.
— Я ничего не слышу, — сказала Джесс.
— Нет, я не в том смысле. Я хотел сказать: «Слушайте, мне надо вам кое-что объяснить».
— Давай, — подбодрила его Джесс. — Скажи нам.
— Уже очень поздно. Так что… не потревожьте соседей.
— И все?
— Нет, — ответил он и, сделав глубокий вдох, продолжил: — Возможно, там кто-то есть.
— В твоей квартире?
— Да.
— А кто?
— Не знаю, как вам объяснить. Моя девушка, если угодно. Хотя называйте как хотите.
— Так ты вечером был с девушкой? У вас было свидание?
Я пытался сказать это спокойно, но сами понимаете… Господи, как она пережила этот вечер? Сначала вы сидите в клубе или еще где-то, а в следующую секунду он исчезает, потому что хочет спрыгнуть с крыши.
— Да. И что с того?
— Ничего. Просто…
Не было нужды продолжать. Остальное можно было додумать самостоятельно.
— Ни хрена себе, — не сдержалась Джесс. — Это что ж за свидание должно быть, чтобы ты сбежал с него на крышу этой гребаной многоэтажки?
— Неудачное, — объяснил Мартин.
— Я бы скорее сказала, что охренительно неудачное, — уточнила Джесс.
— Да, — согласился Мартин. — Именно поэтому я так его и назвал.
Он открыл дверь в квартиру и пропустил нас вперед; на диване сидела девушка, и мы ее увидели на мгновение раньше, чем он. Она была лет на десять-пятнадцать младше его, симпатичная — это была такая кукольная красота ведущей прогноза погоды; на ней было шикарное черное платье, а по лицу было видно, что она много плакала. Сначала она уставилась на нас, потом на него:
— Где ты был?
Она старалась выглядеть как можно более непринужденно, но у нее это плохо получалось.
— Да так, гулял. Встретил кое-кого… — махнул он рукой в нашу сторону.
— Кого встретил?
— Ну, как тебе сказать… людей.
— Это ради них ты бросил меня посреди званого ужина?
— Нет. Уходя, я даже не знал, что встречусь с этими людьми.
— А кто они вообще такие? — спросила девушка.
Было бы забавно узнать, что ответит Мартин, но тут встряла Джесс:
— Ты же Пенни Чемберс.
Она ничего не ответила — возможно, потому, что сама прекрасно это знала. Мы уставились на нее.
— Пенни Чемберс, — повторила Морин, раскрыв рот, как рыба, вытащенная из воды.
Пенни Чемберс по-прежнему молчала. Наверное, все по той же причине.
— «Доброе утро с Пенни и Мартином», — вспомнила Морин.
И в третий раз никакой реакции. Я мало знаю об английских звездах телевидения, но я догадался. Это как в знаменитом американском шоу — «Шоу с Реджис и Кэти Ли». Если Мартин был Реджисом, то Пенни была Кэти Ли. Английский Реджис встретился с английской Кэти Ли, а затем сбежал, чтобы покончить с собой. Охренеть. Весьма забавно, как ни крути.