Долгорукова

Гордин Руфин Руфинович

20 ноября 1880 года. Поезд.

Пассажиры поезда мирно спали. Спал Александр. Спала Катя. Спали дети. Только Варя не спала, — думала о чём-то...

В эту же ночь. Санкт-Петербург. Игорный дом.

X. играл в карты. Столпившиеся вокруг стола смотрели, как он бросил на стол пачку денег,

потом медленно открыл свои карты и, побледнев, швырнул их на стол. Банкомёт сгрёб деньги к себе. Все смотрели на X., ожидая, что он сделает. Он сказал:

— Ещё кон. Я напишу расписку.

— Вы уже писали, — надменно сказал сдающий. — Расплатитесь — приходите.

— Последнюю сдачу.

— Ваш кредит исчерпан. — X. поднялся и под взглядами всех присутствующих медленно побрёл к выходу.

21 ноября 1880 года. Улица.

Небритый, помятый, X. шёл по Невскому, кутаясь зябко в плащ. У кофейни потянул носом, остановился. Достал из кармана мелочь, пересчитал её и толкнул дверь.

Тогда же. Кофейня.

Со стаканом чая и ситником X. сел за столик. За соседним столиком, лицом к нему сидела Перовская. Он улыбнулся ей. Она не ответила на улыбку. Он взял свой стакан, чтобы пересесть к ней. Но она поняла его намерения и сказала:

— Здесь занято.

— Невидимкой? — снова улыбнулся ей X.

— Этот человек скоро придёт.

— А я скоро уйду. И мы вполне успеем побеседовать.

— А со мной не хотите? — услышал X. голос за спиной. Он обернулся — перед ним стоял Желябов.

— Отчего же, — усмехнулся X. — Мне сегодня положительно везёт. Хотите, поговорим о везении?

Желябов взглянул на Перовскую. Она покачала головой. Тогда Желябов сказал тихо X.:

— Шли бы вы, милостивый государь, своей дорогой.

X. улыбнулся им:

— Своей-то я как раз не хочу. Свою я уже прошёл. До конца, можно сказать... — Он кивнул им и пошёл к выходу.

Чуть позже. Площадь у Николаевского вокзала.

X. стоял на площади в толпе людей и смотрел, как от вокзала на рысях отъехала царская карета в сопровождении шести казаков. Ему показалось, что он увидел в окне Катин профиль. Он даже непроизвольно сделал шаг к карете, но тут его с двух сторон схватили за руки.

Адлерберг и Лорис-Меликов, стоявшие у вокзала в ожидании своих карет, смотрели вслед отъехавшей царской карете.

— Ну обошлось, кажется, — в сердцах сказал Лорис-Меликов. — Я как на иголках все эти двое суток.

— На иголках — не на минах, — поморщился Адлерберг.

— Это верно, я рисковал карьерой, а вы — жизнью. Как себя чувствовал Государь?

— По-моему, прекрасно. Весёлый, помолодевший. Строил планы. А как у вас

тут, в столице?

— Всё тихо. Похоже, мы их напугали.

Чуть позже. Карета.

Генерал и штатский ехали в закрытой карете.

— Он в камере, — сказал генерал. — При нём нашли пистолет. Лорис, конечно, сейчас доложит об успешной операции по поимке террориста и получит очередной орден.

— А он, вы полагаете, не собирался им воспользоваться? Пистолетом?

— Он на вопросы не отвечает. Я потому и хотел, граф, чтоб вы поехали — может, нам он что-нибудь скажет.

— Вы пойдёте один. Я подожду вас. Чем меньше он будет знать лиц, тем лучше.

— Вы опасаетесь...

— Нет, но бережёного Бог бережёт. Учтите главное: у нас почти нет времени. Этот армянский шарлатан уже подготовил доклад. Поэтому действовать надо быстро. Эту стрелу надо выпускать как можно быстрее, предварительно как следует натянув тетиву и указав цель.

— То есть?

— Расскажите ему, что Государь женился.

— Он знает.

— Но объясните ему, что есть способ снова ей стать свободной.

— Вы хотите, чтоб он сам?..

— Нет, что вы... Желающих много и без него. Но они плохо осведомлены о перемещениях своей жертвы и, следовательно, затруднены в осуществлении своих планов.

— Судя по покушениям, осведомлены вполне.

— Как раз нет, везде следы поспешности. Им надо помочь избежать новой оплошности.

— Вы полагаете, он согласится на это?

— У них разные причины, но общий интерес. Намекните ему, да нет, объясните прямо, без затей, что вдова будет завидной невестой — богатой и склонной как можно скорее уехать из России. Тут ей не жизнь после этого. Как и ему, впрочем. Чем не мотив для него?

— Вы думаете, это не слишком грубо?

— Постарайтесь быть убедительным.

Чуть позже. Тюремная камера.

— А пистолет зачем? — спросил генерал у X.

— Затем.

— В Государя?

— Чушь. У меня другая цель, поближе.

— A-а... Опять проигрались?

— Вам-то что?

— Поможем.

— Такого рода помощь я принимаю только от друзей.

— А я вам друг.

— Неужто ль?

— Да. И вот доказательство: вы свободны.

— Могу идти?

— Я же говорю — вы свободны.

— Но я для вас всё равно ничего больше делать не стану.

— Для нас не надо — для себя. Скажем, верните то, что у вас отняли.

— Что у меня отняли?

— Ладно, идёмте, дорогой поговорим. Я уж и то закоченел тут...

22 ноября. Набережная канавки у Зимнего.

X. и Варя стояли у парапета. Дул сильный ветер. X. кутался в шинель.