Долина лошадей
Шрифт:
Джондалар вытаращил глаза:
– Значит, ты все-таки решила поговорить со мной? Так звучит твое имя? – Он приподнял руку и указал на нее. – Повтори еще раз.
– Эйла.
Она говорила со странным акцентом. Каждый из слогов звучал отрывисто, как будто она сглатывала часть звуков, а гласные поражали своей гортанностью. Он встречал людей, говоривших на самых разных языках, но ему ни разу не доводилось слышать ничего подобного. Он постарался как можно точнее воспроизвести произнесенное ею слово, хоть и знал, что добиться полного сходства ему не удастся: «Эээй-лаа».
Эйла с трудом узнала свое имя, когда Джондалар произнес его. Некоторые из членов Клана считали, что выговорить его нелегко,
– Джондалар, – сказал он. – Мое имя – Джондалар из Зеландонии.
Фраза оказалась слишком длинной, Эйле не удалось ничего в ней разобрать. Она покачала головой и снова указала на него. Джондалар понял, что она растерялась.
– Джондалар, – повторил он, а затем еще раз, помедленнее: – Джондалар.
Эйла напрягла все силы и постаралась заставить свои губы шевелиться так же, как это делал он. Но ей удалось выговорить только: «Доо-даа».
Джондалар заметил, как ей трудно произнести нужные звуки, хотя она очень старается. «Может быть, какой-то физический изъян мешает ей выговаривать слова? – подумал он. – Возможно, она все время молчит просто потому, что не может разговаривать?» Он еще раз повторил свое имя, стараясь произносить каждый из звуков как можно четче, как будто разговаривал с ребенком или с человеком, чьи умственные способности ограниченны:
– Джон-да-лар… Джон-да-лар.
– Дон-да-ла, – проговорила она.
– Ну вот, теперь уже гораздо лучше! – сказал он, одобрительно кивая и улыбаясь. На этот раз она и вправду очень постаралась. Он несколько усомнился в справедливости своего предположения о том, что она готовится войти в круг Тех, Кто Служит Великой Матери. Пожалуй, она недостаточно умна для этого. Он сидел, продолжая кивать и улыбаться.
«Он сделал счастливое лицо! Никто из членов Клана не мог улыбаться, кроме Дарка». Меж тем ей самой улыбка казалась чем-то вполне естественным, и вот теперь она увидела ее на лице Джондалара.
Ее изумленный взгляд показался Джондалару таким забавным, что он едва не прыснул. Его улыбка стала еще шире, а в глазах заплясали смешинки. Его веселость оказалась заразительной. Эйла почувствовала, как у нее приподнялись уголки губ, и, видя его приветливое лицо, она осмелела и расплылась в широкой, радостной улыбке.
– Ох, женщина, – сказал Джондалар, – разговорчивой тебя не назовешь, но ты очень хороша собой, когда улыбаешься!
Его мужское естество распознало в ней женщину, и весьма привлекательную, и внезапно он увидел ее с новой стороны.
Что-то изменилось. Он по-прежнему улыбался, но его глаза… Эйла заметила, что отсветы огня придают им фиолетовый оттенок, и в его взгляде появилось нечто, помимо веселья. Она не поняла, что это такое, но ее тело восприняло заключенный в нем молчаливый призыв и отозвалось на него. На Эйлу нахлынули те же будоражащие кровь ощущения, которые она испытала, наблюдая за Уинни и гнедым жеребцом. Она застыла, глядя на мужчину как завороженная, но затем, сделав немалое усилие, резко тряхнула головой и, отвернувшись, принялась поправлять шкуры на постели, а потом взяла чашку и поднялась на ноги, стараясь не смотреть на него.
– Похоже, ты застенчива, – сказал Джондалар, и взгляд его стал менее пронзительным. Он уловил в ней сходство с молодыми женщинами, еще не познавшими Первой Радости. В нем проснулось настойчивое желание, и он проникся удивительной теплотой, всегда охватывавшей его при совершении этого ритуала. Он почувствовал, как по чреслам его разливается жар, и тут же ощутил резкую боль в ноге. – А впрочем, это даже к лучшему, – проговорил он, тихонько усмехнувшись. – Сейчас я для этого не гожусь.
Он снова улегся на постели, отодвинув в сторону и разгладив шкуры, которые Эйла подложила ему под спину, чтобы ему было удобнее сидеть. Он чувствовал усталость и боль во всем теле, которая стала еще резче, как только он вспомнил о событиях, в ходе которых так сильно пострадал. Ему не хотелось ни думать, ни вспоминать о чем бы то ни было. Его охватило желание закрыть глаза и погрузиться в забвение, в котором нет места боли. Эйла прикоснулась к его руке, и, повернув голову, он увидел, что она принесла ему чашку с какой-то жидкостью. Он выпил ее и вскоре почувствовал, как им овладевает дремота, а боль постепенно затихает. Он понял, что на него подействовало лекарство, и проникся благодарностью к Эйле. Но как же она догадалась о том, что ему нужно, если он ни словом с ней не обмолвился?
Эйла увидела, как исказилось от боли его лицо, вдобавок она знала о том, как сильно он изувечен. Будучи опытной целительницей, она приготовила настой дурмана еще до того, как он проснулся. Увидев, как морщинки у него на лбу разгладились и все его тело обмякло, она задула пламя в светильнике и прикрыла огонь в очаге валежником. Рядом с постелью Джондалара лежала меховая шкура, но Эйле не хотелось спать.
Она начала пробираться к выходу из пещеры, но, услышав негромкое ржание Уинни, подошла к ней. Она обрадовалась, увидев, что кобылка лежит на своем месте: поначалу запах незнакомого мужчины, появившегося в пещере, вызывал у нее опасения, усилившиеся после того, как она родила. Но значит, его присутствие больше не пугает лошадь, иначе она ни за что не позволила бы себе прилечь. Эйла присела рядом, потянулась к шее Уинни, погладила ее и почесала за ушами. Жеребенку, который лежал, тычась носом в соски матери, стало интересно, и он втиснулся между ними. Эйла приласкала и его, а затем выставила вперед руку с растопыренными пальцами. Жеребенок попытался пососать их, но, обнаружив, что молока в них нет, отправился обратно, поближе к материнскому вымени.
«У тебя замечательный малыш, Уинни, и он вырастет таким же большим и здоровым, как ты сама. Теперь рядом с тобой твой жеребенок, а рядом со мной живой человек. Просто не верится, что долгие годы, которые я провела в одиночестве, остались позади. – Неожиданно на глазах у нее выступили слезы. – Сколько полнолуний миновало с тех пор, как меня прокляли, с тех пор, как меня прогнали прочь. Но теперь я не одна. Здесь появился мужчина, Уинни, мужчина из племени Других, и мне кажется, он будет жить. – Эйла вытерла слезы тыльной стороной руки. – У него тоже порой что-то начинает течь из глаз. И он улыбнулся мне. А я улыбнулась ему.
Креб не ошибся, я действительно из племени Других. Айза велела мне отыскать таких же людей, как я, найти себе пару. Уинни! Может быть, мы с ним станем парой? Неужели он пришел сюда за мной? Неужели мой тотем привел его сюда?
Вэбхья! Это Вэбхья сделал так, чтобы мы с ним встретились! Он был избран точно так же, как когда-то была избрана я. Вэбхья, пещерный лев, посланный мне моим тотемом, подверг его испытанию и пометил его. Теперь Пещерный Лев стал и его тотемом. А это значит, что он под стать мне. Мужчина, чьим тотемом является Пещерный Лев, наделен силой, которая ставит его наравне с женщиной, принадлежащей к людям с таким же тотемом. Теперь я смогу родить других детей. – Эйла нахмурилась. – Впрочем, на самом деле дети рождаются не от тотемов. Я знаю, что зачала Дарка после того, как Бруд совокупился со мной. Дети рождаются от мужчин, а не от тотемов. Дон-да-ла – мужчина…»