Долина лошадей
Шрифт:
Теперь помешать ее охоте могла бы разве что какая-нибудь неожиданная выходка игривого льва. Однако стоило им оказаться рядом со стадом, как он тут же принял иное обличье и стал подкрадываться к онаграм точно так же, как он крался к хвосту Уинни, хотя был еще слишком молод для того, чтобы свалить взрослое животное. Эйла поняла, что его младенческие забавы мало чем отличались от охотничьих навыков и приемов взрослых хищников. Он впитал охотничий инстинкт с молоком матери.
К своему немалому изумлению, Эйла обнаружила, что он может быть помощником. Когда онагры приблизились к ее ловушке, их насторожил исходивший от земли запах льва и человека.
Эйла соскользнула со спины Уинни и, схватив в руку копье, понеслась к онагру, пытавшемуся выбраться из ямы. Однако Вэбхья опередил ее. Он прыгнул на спину животному, еще не зная о том, что жертву следует хватать за горло, и вонзил свои слабые молочные зубы ему в спину. Он охотился впервые в жизни.
Живи он с прайдом, взрослые львицы ни за что не подпустили бы его к добыче. Любая попытка такого рода закончилась бы для него весьма плачевно. Львы – спринтеры, жертвы же их привыкли пробегать большие расстояния. Если хищникам не удается настичь свою жертву сразу, они прекращают преследование. Соответственно, львята в охоте не участвуют практически никогда, ибо они способны разве что сорвать ее, не вовремя вспугнув жертву или помешав взрослым хищникам догнать ее.
Эйла же была человеком. Она уступала в скорости и хищникам, и их жертвам и не имела ни когтей, ни клыков. Она могла полагаться только на свой мозг. Ловушка позволила ей, слабой, медлительной женщине, совладать с быстроногим онагром, чем и воспользовался прыткий львенок.
Когда Эйла подбежала к яме, выпучивший глаза онагр, которому так и не удалось сбросить со спины рыкающего львенка, буквально обезумел от страха. Женщина положила конец его страданиям одним метким ударом копья. У онагра подкосились ноги, и он рухнул на дно ямы вместе с силившимся прокусить его шкуру львенком. Когда онагр затих, Вэбхья соскочил с его спины и, будучи уверенным в том, что жертву уложил именно он, издал писклявый звук, отдаленно напоминавший победный рев. Эйла спрыгнула в яму и выгнала львенка наверх.
– Давай-давай, Вэбхья. Теперь мне нужно обвязать его шею ремнем, чтобы Уинни могла вытащить его из ямы.
Когда кобыла вытянула тушу онагра наверх, львенок возбудился до предела. Он то застывал над недвижной жертвой, то спрыгивал в яму, не в силах совладать с собой. Лев, заваливший жертву, берет свою долю первым, но львята никогда не выступают в этой роли. Впрочем, поведение Вэбхья уже стало утрачивать обычные для этого вида стереотипы.
Эйла положила тушу убитого животного так, чтобы сделать брюшной разрез, начинающийся от анального отверстия и кончающийся глоткой. Львы поступают подобным же образом, первым делом разрывая мягкую брюшинную часть своей жертвы. Вэбхья с интересом наблюдал за тем, как молодая женщина вспарывает живот онагра.
Он ринулся к туше убитого животного и, вцепившись своими острыми зубами в его внутренности, потянул их на себя.
Тем временем Эйла закончила разрез, обернулась назад и тут же зашлась смехом. Она смеялась так, что на глаза ее навернулись слезы. Так уж вышло, что он вцепился зубами в кишку, которая разматывалась все дальше и дальше. Львенок изумленно пятился назад, не встречая никакого сопротивления. Выглядел он при этом на удивление потешно. Эйла повалилась наземь, держась за
Львенок, пораженный странным поведением женщины, выпустил кишку из зубов и поспешил к Эйле. Едва он подошел к ней, она схватила его за загривок и прижалась щекой к его морде, после чего принялась чесать его за ушами, он же лизал ей руки, одновременно пытаясь забраться к ней на колени. Когда ему в пасть попали ее пальцы, он стал шумно сосать их, попеременно надавливая на ее бедра то одной, то другой передней лапой.
«Вэбхья, я не знаю, откуда ты взялся, – подумала Эйла, – но я очень рада тому, что ты есть».
Глава 14
К осени пещерный лев уже превосходил своими размерами волка и исполнился силы и недетской стати. И все-таки, несмотря на свои размеры, он оставался львенком. Эйле приходилось расплачиваться за это синяками и ссадинами, полученными в играх. Эйла приучила его реагировать на жест «Прекрати, Вэбхья!» и порой дополняла эту реплику более развернутым посланием:
– Хватит. Ты ведешь себя слишком грубо.
Этого было достаточно для того, чтобы понурившее голову животное приняло подобострастную позу, дабы выказать свою покорность женщине. Она не могла устоять перед этим изъявлением чувств и тут же, сменяя гнев на милость, принималась шутливо бранить львенка. Он же прятал когти и валил ее с ног, положив свои передние лапы ей на плечи. Порой он открывал пасть и покусывал ее за плечо или за руку, как это делает брачующийся лев, но он делал это так осторожно, что на ее коже не оставалось ни малейшего следа от этих его «укусов».
Она принимала его поведение как должное. По обычаям Клана, сын должен был повиноваться своей матери до той поры, пока он не убьет зверя и не достигнет совершеннолетия. Иных обычаев Эйла не знала. Львенок считал ее своей матерью. Тем самым она естественным образом относилась к нему как к существу подчиненному.
В его прайд входили только женщина и кобыла. Попытки свести знакомство со львами, обитавшими в степи, закончились для него едва ли не плачевно, доказательством чего мог служить шрам, появившийся на его морде.
После этой памятной драки Эйла стала обходить львиную территорию стороной в тех случаях, когда ее сопровождал львенок. Если же она шла одна, их соседство ее нисколько не смущало. Прежде всего она обратила внимание на то, что Вэбхья был очень крупным для своего возраста. В отличие от своих сверстников, живших в прайдах, он никогда не знал голода, и потому его ребра не выпирали из-под блеклой шерстки подобно песчаным грядам. Тем более ему никогда не угрожала голодная смерть. Благодаря неусыпным заботам Эйлы его физический потенциал проявился сполна. Эйла могла гордиться собой: еще бы – она смогла вырастить львенка лучше, чем это удалось бы его родной матери!
Она обратила внимание и на другую особенность своего воспитанника, отличавшую его от других львят такого же возраста. К этому времени он уже успел стать настоящим охотником. После той первой охоты, когда он с таким удовольствием пустился в погоню за онаграми, он неизменно сопровождал женщину во всех подобных предприятиях. Вместо того чтобы осваивать охотничьи навыки в играх со сверстниками, он постигал их на практике. Любая львица быстро отбила бы у него страсть к охоте, Эйла же, скорее, потворствовала ей. Его инстинктивные охотничьи приемы настолько органично сочетались с ее способами и приемами охоты, что теперь они составляли одно целое.