Долина роз(Приключенческая повесть)
Шрифт:
— Ну уж это не дело, — возразил отец. — Взрослые могут сводить счеты, но школы должны работать, а дети — учиться.
— Ты, Борис, не понимаешь простой истины. Чем шире будет движение недовольства, тем скорее рухнут бредовые идеи большевиков.
— А фронт? — возразил опять отец. — Ведь если будут бездействовать железные дороги, телеграф, почта, — что станет с нашей армией? Как будут жить в Петербурге, Москве, во всех крупных городах без подвоза продуктов? Фронту нужны оружие, хлеб, снаряды, городам — продовольствие… Нет уж, дорогая, как хочешь, а саботаж — это предательство!
— Вот и сказываются твои левые убеждения. А если победят большевики, что тогда получится? Не погубят они Россию?
— Отставим этот разговор… — как и всегда в спорах с мамой, отец уклонился от пререканий.
Из Питера шли новости одна другой удивительнее.
— Конец богатеям! — торжествовал Петя, снабжая меня городскими новостями и являясь чуть ли ни единственным моим просветителем и пропагандистом. — Что я тебе говорил?!
Длинные списки контрибуций с городских богачей украсили заборы и стены домов. Нашей фамилии в них, слава богу, не было, и я успокоился, что, значит, мы — не богачи. Со многих богачей, слывших миллионерами, Совет требовал по несколько сот тысяч рублей.
Многих за уклонение от выплаты контрибуции посадили в тюрьму. В городе появилась ЧК, чрезвычайная комиссия, о ее работе рассказывали всякие невероятные вещи.
Однажды зимней ночью вооруженные солдаты с красными бантами — красногвардейцы, как их звали, — появились и в нашем доме. Долгое время они, перепугав нас, производили обыск, но, не взяв ничего, ушли.
Позднее говорили, что они искали капиталы Дубова. Носились слухи, что предусмотрительный миллионер успел припрятать от большевиков крупные суммы и ценности.
Я и боялся большевиков и втайне восторгался ими. Они смелые, звонкоголосые. Тайком от родителей, вместе с Петей, я несколько раз побывал в театре и в Народном доме, где происходили митинги. Чего только там не говорили!
Мама пришла в ужас, когда узнала о моем посещении этих собраний.
— Да ты с ума сошел, глупый мальчишка! Не смей ходить туда больше! Борис Михайлович, внушите же ему. Иначе не избежать беды.
— Какой беды?
— То есть как — какой беды? Недоставало, чтобы и нас обложили контрибуцией и посадили в подвалы губчека!
— На служащих, хотя бы и инженеров, контрибуций не накладывают. Ее платят лишь капиталисты. А садить меня не за что: я не заговорщик, не саботажник…
— Ну конечно! Разве с тобой договоришься! Ты известный вольнодумец. Недаром из института тебя отчислили, высылали в Сибирь… Чего доброго, ты пойдешь к большевикам, в Совет, и предложишь свои услуги…
— Если заводы перейдут Советам, работать-то надо все же?
— Боже! — заломила мама в отчаянии руки. — Когда это все кончится?!
К весне пошли слухи о восстаниях в разных концах губернии. Невдалеке, за Уралом, под Оренбургом, образовался настоящий фронт: шли сражения между красногвардейцами и белыми казаками Дутова и Толстого. Восстания разгорались на Дону, в некоторых местах Сибири… Слухи о близком падении большевиков становились настойчивее.
В мае город оказался отрезанным от центра. Восстали чехословацкие войска. В июне, после короткого боя, красные спешно покинули город. Чешских солдат встретили как освободителей — с цветами и музыкой. Восстановлены были старые учреждения. Пр городу разгуливали чешские офицеры, золотые погоны мелькали там и тут. Заводы, фабрики, большие дома возвращены были вновь их владельцам. Новая власть жестоко расправилась с попавшими в ее руки большевиками, советскими работниками. Тюрьмы были переполнены, то и дело происходили расстрелы. Рабочие, беднота были против новой власти. В ряде мест губернии красные, уходя с оружием в леса и горы, отбивались от белых войск и создавали многочисленные отряды партизан. В горах образовался настоящий фронт.
Однажды вместе с соседскими ребятами я побывал за городом, возле кладбищ, и увидел там расстрелянных. Это было страшное зрелище! Их убили ночью, сбросили в ямы, но не погребли. Слух об этом распространился по городу, на кладбище потянулись толпы народу. Некоторые узнали среди убитых знакомых и родственников. Женщины плакали. Прискакавшие конники разогнали толпу нагайками. Говорили, что после расстрелы стали производить дальше за городом, тайно, а убитых стали закапывать.
Месяца через два после падения Советской власти, в августе, в городе разразилась паника. Богатые спешно уезжали. С запада, с Волги, где проходила линия фронта, прибывали войска. Говорили, что движется армия красных партизан, якобы уничтожающая все на своем пути. Под городом образовался фронт, несколько дней оттуда явственно доносилась пушечная пальба. Сообщение с Сибирью по железной дороге было прервано. В городе должно состояться совещание членов правительства, директории, делегаты из Сибири прибыть не могли. Часть их, вместе с известной эсеркой Брешко-Брешковской, едва не попала в плен к красным.
— Опять богатеям скоро крышка! — твердил, озорно улыбаясь, Петя.
— Правда ли, что красными командует немецкий генерал? — спрашивал я, веря в обширные познания Пети в области политики и военных дел.
— Брешут! — горячо возразил Петя. — Красные все из рабочих или бедных крестьян. А командир у них русский солдат, а не генерал.
Вскоре паника затихла. Красные прошли мимо города. А месяца через три, в декабре, из города вновь потянулись беженцы. На этот раз — на восток, красные войска подходили с запада. В сентябре белые отдали Казань, в октябре красные заняли Самару. Фронт быстро приближался к нашему городу. Боясь окружения, белые поспешно отступали. Перед Новым годом, в морозные дни, в город вошли красные. Зажиточные, богатые, кто не уехал, попрятались от них за плотно закрытыми воротами и ставнями, а рабочие, беднота встретили красных с нескрываемой радостью. Опять зашумели собрания в театрах и клубах. Замелькали по улицам солдаты с красными звездами на островерхих шапках-шлемах. На стенах домов, на заборах — афиши, лозунги, плакаты, газеты… Закипел рынок, заговорили все о нормах и пайках…
Красные поселились и в нашем доме. Это были веселые ребята! Папа относился к ним приветливо, мама почти совсем не показывалась из своих комнат. Среди гостей завелись у меня приятели.
Однажды я был свидетелем ссоры между отцом и матерью.
— Почему ты не увез меня и семью из этого ада? — говорила сквозь слезы мама. — Я томлюсь, мучаюсь, а ты дружишь с красными. Чего ради ты пошел работать в большевистский совнархоз? Разве ты так уж сильно нуждаешься в том, чтобы продаться большевикам? Как на это посмотрит Дубов, когда он вернется на свои предприятия?
— Пойми, что не могу я сидеть сложа руки, без дела…
— Не можешь! Мужицкий дух сидит в тебе, несмотря на диплом инженера!
— Зачем же ты пошла за мужика?
— Ах, зачем, зачем! Если бы ты захотел, мы сейчас были бы на юге, или в Сибири, а то и за границей.
В марте красные вновь оставили город. Колчаковские войска, одетые в английское обмундирование, быстро продвигались к Волге, намереваясь ворваться в Москву, как писали газеты. Говорили, что к Волге же стремились и войска генерала Деникина, донские и кубанские казаки, добровольцы, офицерские части. На Волге у Царицына армии должны были объединиться, с тем чтобы отрезать Москву, Петроград, центр от хлеба, угля и нефти.