Долина туманов
Шрифт:
– Вера, ты чего это мимо ходишь, нос задрав? – Светка вроде бы шутила, а вроде бы и нет. – Богатая стала? А не помнишь уже, как вы с Аськой чуть не пухли с голоду? Нашли себе мужиков с бабками, значит, теперь можно с подругой не здороваться?
Сдержав усмешку, мысленно Вера поправила Светку: они не просто подруги, а подруги по несчастью. Вот стоят у помойки две алкоголички… А благодаря Алексею их могло объединить и кое-что иное, из-за чего смех превратится в слезы.
Стараясь не рассматривать Светкино помятое лицо, Вера растянула губы в
На деньги Светка воззрилась с самым оскорбленным видом:
– Это зачем?.. Ты за кого меня держишь? Я работаю, у меня зарплата немаленькая!
Вера с усилием отвела взгляд от ее потрепанного пальто, пожала плечами и вернула деньги на место.
– Извини, – сказала она, намереваясь пройти мимо соседки. – Не так поняла. Пока!
Пора было на работу, Вовка от Веры ждал бухгалтерский отчет.
Но Светка намеренно перегородила дорогу, подбоченившись, став между баками и солидной грязной лужей. Взгляд наследственной алкоголички был недобрым. Секунду назад ситуация казалась забавной, а сейчас уже нет.
– Света, пропусти меня, – строго сказала Вера.
– А куда это ты собралась? – громко спросила Корпушкина. – Не спеши! Ты должна мне моральный вред выплатить! Ты думаешь, если мы бедные, то с моей дочкой твой муж может что угодно делать? Плати мне сто тысяч!
В этот момент Вера все и поняла. Ей стало жарко и холодно одновременно, захотелось закричать.
– Не знаю, что ты там придумала, – ответила она, решительно протянула руку и сдвинула «подругу» с асфальтированной дорожки в лужу. – Иди уже отсюда, а ко мне не подходи. Поняла?
Смерила Светку очень холодным взглядом и направилась на остановку, не обращая внимания на несущиеся ей вслед вопли и проклятия. Сначала она прислушивалась – не разнесется ли на весь двор похабная тайна ее мужа, но быстро успокоилась: наследственная алкоголичка формулировала мысли таким образом, что суть ее претензий угадать было невозможно:
– Деньги неси мне, тварь!.. Я машину хочу купить!.. Ты заплатишь мне!..
Вовка понял, что хочет только одного – чтобы эта женщина не жила больше. И это не месть, не ненависть, не злоба. Это даже не наказание, потому что Вовке вряд ли подходила роль палача. Это было просто избавление от Аси, от женщины, из-за чьей похоти погиб ребенок.
Ее легкое порхание вольной птицы, радость человека, который понимает, что жизнь – это счастье, и наслаждается даром жизни в полной мере, казалось Вовке теперь самым настоящим преступлением. Почему она позволяет себе быть счастливой, не вспоминая о дочери?
Для очистки совести Вовус попытался заглянуть в душу женщины, которую все еще любил. Он надеялся найти там самые простые вещи: чувство вины и раскаяние, но ничего не обнаружил.
На все намеки и вопросы Ася отвечала одно и то же:
– Я так уставала с Анечкой, что иногда себя не помнила. Я уснула, понимаешь? Я же живой человек! Тебе хорошо, ты утром ушел на работу, вечером пришел, поиграл с ребенком и – спать. А я? Я ни одной ночи не спала с того дня, как она родилась, я ее кормила грудью, я ее укачивала, а она все плакала и плакала!
И ни слова правды.
Как же хотелось Вовке рассказать обо всем, что он узнал, Лексусу или Вере! Удерживало только одно: они не позволят ему сделать то, на что Вовус решился. А если позволят, то станут соучастниками преступления.
Вскоре Вовка понял еще одну вещь: он должен умереть вместе с женой. Это казалось простым и логичным выходом из ситуации. Обычная цена за убийство – собственная жизнь. Иначе как он будет существовать с мыслью о том, что лишил человека жизни? Не просто человека, а женщину, с которой прожиты годы… И пусть она оказалась бездушным чудовищем в прекрасной оболочке. Прекрасной настолько, что даже сейчас, когда Вовка смертельно возненавидел жену, он продолжал ее любить. Это чувство было тяжелым, как камень на шее, когда тебя уже бросили в море. Это было проклятое чувство, тлевшее в сердце, причинявшее боль.
Больная, жуткая, уродливая любовь…
Мечтая убить мужа, Вера со всей ясностью понимала: это нелегко. Надо по-настоящему ненавидеть и вдобавок попасть в безвыходное положение. У нее сошлось и то и другое.
Как и многие из тех, кто умеет по-настоящему любить, Вера умела по-настоящему и ненавидеть. Иногда она с большим трудом сдерживалась – так хотелось вцепиться мужу в горло зубами и ногтями. Собственная ярость пугала ее настолько, что она серьезно задумалась, не скрыться ли ей с Аленкой…
Увы, опыт расставаний с Алексеем у Веры уже имелся – крайне неудачный. Как раз после рождения племянницы, дочери Аси и Вовки, Вера впала в состояние жутчайшей депрессии. Сестра светилась от всеобщей любви, а Вовка так обожал свою маленькую семью, своих красивых девчонок, что Вере стало совершенно очевидно: ее жизнь – это бессмысленное топтание в болоте. Пустое и бесконечное отчаяние одинокого, абсолютно одинокого существа, окруженного счастливыми, здоровыми, богатыми и красивыми людьми. Вера осознала свою инопородность, как никогда, глубоко. Она решила сменить окружающую среду, раз уж невозможно изменить свою сущность.
Решив это ранним утром, она тут же объявила Алексею, что уходит от него и переезжает в соседний городок, где нашла работу по объявлению. Работы, конечно, не было, но разве это важно?
К большому удивлению Веры, Алексей ответил, что саму Веру он отпускает – бог ей судья, а вот Аленку – нет. Вера сделала вид, что его слова произвели на нее впечатление, но к вечеру она вместе с дочкой была уже далеко от Гродина. Вере повезло: старинная школьная подруга сдала ей по дешевке пустующую квартиру своей покойной свекрови. Переступив порог чужого жилья, Вера ощутила тоску разлуки и радость от начала новой жизни. Она плакала и смеялась одновременно, ожидая от новой жизни только хороших сюрпризов. Не тут-то было.