Должница
Шрифт:
— Предлагаю обыскать, хором…
Я четко понимал, что он имеет ввиду, как понимали все это сидевшие за нашим столом мужчины, свои и чужие.
— А если не найдешь? — сатанел я, — Слово даю, девчонка не брала!
Посмотрев на нее, припечатав злым взглядом к полу, еще раз отчетливо увидел слезы страха в глазах, и обжигающее мой взгляд абсолютное доверие.
— Я настаиваю на приватном обыске, пусть и при всех, здесь присутствующих! — не унимался Роман.
— За честь девчонки отвечу я, — встал, холодно кивнув сидящим в сторону выхода из зала, предлагая
— Девка с нами! — упрямо гнул свое разгневанный моим отказом гость.
— Пусть так, — согласился я, обходя стол и подходя к Славе, подавая руку, резко дергая ее на себя, ставя ту на ноги.
— Сережа, я не брала, — одними губами шепчет мне, просительно глядя в глаза.
И за ее «Сережа» я готов на многое, даже показать ей изнанку своей глянцевой жизни, вывернув наружу все свое дерьмо, продемонстрировав во всей красе свою безжалостность, грубость, крайнюю степень жестокости… Все это есть во мне! Таким я рос, вырос, выгрызая себе имя и статус в этом городе, беспощадно защищая свое, без сожалений и раздумий лишая людей жизни…
Сейчас — она моя! Моя!!!
И пусть она смотрит на мою темную сторону, на то, как я зубами готов выгрызть за нее ее правду. Пусть отвернется, потом, но это моя жизнь и я в истинном виде покажу ей свои недостатки!
Спустившись в подвальное помещение клуба, кивнул охраннику в сторону первой, ближайшей камеры-комнаты с требованием открыть. Заходя, молча включил верхний свет, через голову снимая и откидывая на пол рубашку, оставаясь по пояс обнаженным. Мои действия повторил разгневанный Роман.
Мужчины, зашедшие за нами следом, нерешительно переминались с ноги на ногу, понимая серьезность брошенных обвинений и невозможность решить конфликт миром.
— В случае победы, девчонка моя! — только усугубил свое положение гость.
Слава тихонько встала в уголке, прижавшись к стене, пытаясь раствориться, хамелеоном слиться с серым, холодным бетоном.
Кивнул, соглашаясь…
— Но если докажу свою правоту я, ты останешься без языка, — холодно отчеканил, сплевывая мешающую мне трезво мыслить ярость. — Иван, — обратился к рядом стоящему, — ножи принеси.
Бросил взгляд на девчонку, проверяя местонахождение, следя за ее безопасностью.
Еще раз кивнул Ивану, который раздал принесенный смертоносный инвентарь, взглядом указав в сторону испуганной Славы. Тот, без слов понимая указания, встал скрестив на груди руки, закрывая ее от возможной опасности.
Подкинув нож, твердой рукой решительно ухватив за рукоять, поразился легкости и идеальности стали. Давно не решал свои конфликты вот так, по-детдомовски, отстаивая свою позицию первой кровью. Сейчас ситуация складывалась немного по другому… первым ранением тут не обойтись.
Пока раздумывал, получил резкий, но вполне ожидаемый выпад…
Взмах, и я развернулся, легко уходя от летящего в мою сторону клинка. Вскинулся, приготовившись к новому выпаду, который последовал незамедлительно. Увернулся, подныривая под рукой наносившего удар, отметил
Хорош! Ничего не скажешь!
Но слишком эмоционален для ножевого боя…
Снова вскинувшись, развернулся, присев, нанес более ощутимый удар по прессу, полосуя, оставляя ему рану на память. Конечно, просто играю с жертвой, доводя себя до крайней степени азарта, видом крови и похотью, до сих пор горящей в его глазах…
Взглянул в угол, где за спиной Ивана жалась к стене Слава, лишь на секунду отвлекся и получил ощутимый, рассекающий кожу взмах по своему боку.
Слышу тихий женский, несдержанный вскрик и, не чувствуя урона, разозлившись, в два шага настигнув оппонента, левой нанося удар в челюсть, правой, показывая всем, четко обозначаю смертельный, фантомный удар по горлу. Все. Шах и мат.
Бросаю нож на пол, извинившись перед вынужденными свидетелями конфликта, поднимаю с пола рубашку, натягивая ее через голову, подхожу к Славе и, подняв ее на руки, удерживая за попу, кивком головы даю указания Ивану закончить за мной. Нет, не убить, а все как договаривались…
Она обхватывает меня ногами, крепко впиваясь в основание шеи пальцами, так, что не отодрать. Испугалась. Глупая…
«Моя дура!»
Перехватываю чуть крепче и чувствую ее рваные выдохи на моей шее, обжигающие кожу. Тихие всхлипы и бешенный пульс сердца, передающий мне эмоции неконтролируемого страха.
— Сережа, я не брала… — шепчет мне на ухо и я поворачиваю голову и бережно целую ее в висок.
— Знаю.
Выхожу вместе с ней на улицу, остужая разгоряченное столкновением тело поздними вечерними заморозками, выдыхаю облачко пара, подходя к машине, но, быстро меняя решение, прижимаю ее к автомобилю, придерживая руками, крепко притягивая к себе… и впиваюсь в мягкие, податливые губы, властно, с силой, высекая искры, полностью контролируя ситуацию, удерживая затылок девушки ладонью, рукой, все крепче прижимая ее к своим карающим губам… Это не поцелуй, а жалящие укусы-наказание. Жесткий, грубый, абсолютно безумный… до тех пор, пока не срываю с ее губ несмелый, но явственный ответ, и только потом смягчаюсь, эротично лизнув, извиняясь за свою сумасшедшую несдержанность.
Открываю пассажирскую дверь, ссаживаю ее внутрь, отдирая от себя крепко впившиеся в шею, скрюченные от страха пальцы. Пристегнув ремнем безопасности, захлопнув дверцу, отворачиваюсь, прислоняясь к автомобилю спиной, и шумно выдыхаю мой страх за девчонку, который скопился там, внутри, все это время, настойчиво раздирая мне легкие. С болью, с хрипом, выталкиваю из себя непонятные мне переживания, пытаясь хоть немного успокоиться и прийти в себя. В теле, по венам, пульсирует только: «моя, моя, моя», с каждым мощным толчком сердца проталкивая слова признания внутрь тела, заражая его оголенным, первобытным ритмом нешуточного азарта.