Должность во Вселенной. Время больших отрицаний (сборник)
Шрифт:
– Так нам кажется понятным земное тяготение, – кивнул доцент.
– Вот именно. И эта конференция… – Разгоряченный Валерьян Вениаминович отставил чашку. – Знаете, по-моему, основным итогом ее окажется то, что наше непонимание Шара, не уменьшившись, приобретет черты строгой науки.
– Ну уж!.. – поднял брови Любарский.
– Да-да. Даже многих наук… – Пец встал, подошел к рабочему столу, раскрыл папку с материалами конференции, нашел программу. Любарский тоже подошел с пиалой в руке. – Вот, пожалуйста: Тетросян, доктор наук из Еревана, «Обобщение основных принципов теормеханики на случай НПВ». Вот Зискинд и Будылев, наши архитекторы, «Методы расчета и проектирования статично напряженных конструкций в
– Я, кстати, тоже подумывал выступить с обобщением, – сказал Любарский. – «Обобщение астрофизических наблюдений на случай НПВ», чем не тема! Ведь все наблюдаемое мы сейчас интерпретируем для однородной Вселенной. На какие только ухищрения не пускаемся, чтобы втиснуть все в привычную однородность! Заметили «красное смещение» – это непременно эффект Допплера от удаления звезд и галактик. А у вас тут и красное, и фиолетовое – без всяких разбеганий и сближений. Знаем, что в ускорителях можно разгонять заряженные частицы, – и быстрые космические частицы объясняем циклотронным эффектом. За уши притягиваем… Нет, правда: куда более естественной станет картина мира, если предположить в ней области НПВ.
– Истинная картина мира какой была, такой и останется, – наставительно заметил Пец. – Наши представления приблизятся к ней… Видите, и вы с обобщением – как все.
– Так разве плохо, Валерьян Вениаминович? И отлично!
– Да где же отлично? Смотрите: раз наш опыт… только опыт, ползучую эмпирику! – перенимают во всех науках, то нам уже неудобно – нам, таким умным, – обнаруживать свое недоумение о многих фактах в Шаре. Вот и маскируем его туманными понятиями «феномен непрозрачности», «схождение гравитационных линий», «мерцания» (у этих даже подвиды есть: «вихревые», «штриховые», «вибрионные»). А что они и почему?.. – Валерьян Вениаминович развел руками.
Они вернулись к самовару. Любарский допил свою пиалу, перевернул на блюдце:
– Нет, вода здесь не та, не наша, не волжская. Та легкая – сколько ни пей, вся потом выйдет. А здесь… три чашки – и баста.
– Хлорируют сильно, перестраховочно, – отозвался хозяин. – Если несколько человек умрет от какой-нибудь заразы – скандал на весь Союз. А что хлорка отнимает у каждого горожанина пару лет жизни, это медикам все равно. За это их наука не ответственна.
– У них – как у всех, Валерьян Вениаминович.
– Да… Так что же вы не выступили со своим сообщением? Интересно и стоило.
– А по причине, которую вы и сами заметили: слишком прикладной, приземленный характер носила конференция. Будто и не из космоса залетел к нам Шар, будто его на заводе в Мытищах сделали… помните, как та газетка писала! – и надо эксплуатировать. Не в тон попало бы мое выступление.
– Ну, знаете, в тон не в тон! Эдак если ждать… Готовьте статью, дадим в сборник «Проблемы НПВ». Кстати, Варфоломей Дормидонтович, – Пец поглядел на гостя со значением, – многие делегаты интересовались условиями работы, перспективами, высказывали намерение перебраться к нам… А?
– Что? – не понял тот.
– Так ведь – займут все хорошие, интересные места.
Любарский наконец сообразил, рассмеялся со вкусом:
– О, Валерьян Вениаминович, да у вас, оказывается, хватка! Не просто переходи, мол, к нам работать – а затронули самое ретивое научного работника в современной гонке. Раньше вы так не могли… Астрофизик я, что мне у вас делать!
– Астро-, тепло-, электро- и тому подобное – лишь дополнения к слову «физик», которое означает, если помните, «исследующий природу вещей». Вы физик – и с ясным мышлением, широкими взглядами. Нам такие нужны. Искушать не буду, но подумайте.
Любарский поблагодарил за чай, вышел из-за стола. Валерьян Вениаминович на правах хозяина собрал чашки, блюдца, остатки снеди, чтобы, не тревожа жену (она, наверное, легла), отнести все на кухню. Когда он вернулся, Варфоломей Дормидонтович, наклонясь над его рабочим столом, рассматривал что-то в папке.
– Не совсем удачные снимки, но угадать можно, – сказал он Пецу. – Ну-ка… ага, это галактика из созвездия Рыб, хоть и немного смазанная. А это… – он взял другой снимок, повернулся к свету, – мм… скорее всего, М-81. Хотя у той нет такого бокового завитка… Странно!
– О чем вы? – не понял директор.
– Квалифицированный астроном обязан узнавать галактики – во всяком случае, ближние, – как старый морской волк корабли. А с этой у меня осечка, не могу опознать. Занятно: явно ближняя, снимок крупный, такие все наперечет. А эта? О, да у вас здесь их много! Я и не знал, что вы астрономией увлекаетесь, Валерьян Вениаминович.
Пеца будто по голове ударили. Он как стоял с двумя чайниками в руке, так и сел на стул, который перед этим занимал гость: челюсть его отвисла, заварка из чайника полилась на ковер. Там, немыслимо далеко, у рабочего стола, доцент Любарский рассматривал фотоснимки «мерцаний», сделанные Васюком для его доклада. Валерьян Вениаминович не смог их использовать: оказался великоват формат, в кассету эпидиаскопа снимки не пролезали. Он оставил их в папке.
После первых секунд оглушения все в голове Валерьяна Вениаминовича начало быстро, даже поспешно как-то, с лихорадочным пощелкиванием упорядочиваться и яснеть. «Вихревые „мерцания“ – это галактики в ядре Шара. А штриховые и вибрионные… – назвали же! – отдельные звезды, оказывающиеся близко к нам. Время „мерцаний“ – это время существования там звезд и галактик, миллиарды и десятки миллиардов лет. Соответственно и – (щелк, щелк!) – глубины Шара простираются не на тысячи, даже не на десятки тысяч физических километров – там сотни тысяч килопарсек! Размеры побольше Метагалактики… И до самых глубин непрерывно убывает квант действия в переходном слое – до немыслимо малых величин, иначе не вместилось бы там все ни в пространстве, ни во времени. Поэтому так и быстры „мерцания“ – галактики-события и звезды-события. Поэтому же – (щелк, щелк!) – и феномен непрозрачности Шара, его ядра: попробуй просвети прожектором Вселенную, просмотри ее насквозь в телескоп, прощупай локатором… попробуй, пролети сквозь нее снежинка или дождевая капля! И пучкообразное схождение гравитации от той же причины. Очень просто: поле тяготения распределено равномерно вокруг Земли – чем больше участок пространства, тем больше в него попадает силовых линий. А из-за неоднородности выходит, что в Шаре даже на высоте нескольких километров пространства больше, чем в иных местах над целым краем, даже над материком. Вот он и втягивает силовые линии, собирает их, будто колосья в сноп. Но… боже мой!»
Валерьян Вениаминович поставил чайники на пол, провел ладонью по лицу. Не было никакой радости в том, что он понял. Напротив, было жутко, брала оторопь. И еще чувствовал он себя бесконечно униженным, просто уничтоженным. Природа нашлепала его и поставила носом в угол… И он еще сетовал на сотрудников, что они-де мало думают над общими проблемами Шара, мельчат – а сам!.. Лучше вовсе не думать, чем думать так: составил в уме уютный, кабинетный образ Шара – в самый раз для подтверждения теории и умеренных практических дел. Когда установили, что до центра не менее сотен километров, отнесся скептически: что-то больно много намерили! А как он позавчера засомневался в сообщении Корнева: уж прямо и тысячи километров!.. А сотни тысяч килопарсеков – не желательно? Ускорения времени в тысячи, в десятки тысяч раз тоже представлялись ему чрезмерными, их ведь практически использовать нельзя.