Должок!

Морозова Юлия

Внутри тоже всё шло полным ходом. Уже полностью заменили отопление, водопровод, канализацию, электропроводку. Завершили перепланировку, расчистили подвальные помещения, заваленные много лет копившимся хламом. Сейчас реставрируют лестницы, широкие, с толстыми дубовыми перилами, по которым так и хочется съехать вниз на пятой точке. Их решено восстановить в первоначальном виде – очень уж хороши!

Я не была здесь около двух недель и теперь с удовольствием прислушиваюсь к знакомому шуму и вдыхаю ставшие привычными запахи. Радуюсь встрече с людьми, ставшими «своими»,

теми, кто помогает вернуть красоту нашему городу. Многие улыбаются, некоторые поздравляют со счастливым исходом похищения, спрашивают о здоровье босса. Даже в голову не приходит ответить, что это не их дело, ведь от того, что происходит в руководстве, зависит и их благополучие. Одиннадцать человек только с этого объекта поедут в Индию через каких-то два месяца, а значит, их семьи будут неплохо обеспечены в ближайший год. И за это время наш выздоровевший хозяин должен похлопотать о новом заказе – и так изо дня в день.

Да, босс нам нужен здоровым. Особенно мне! Ведь работу всё-таки найти легче, чем любовь. И пока моя любовь отдыхает дома, потому что я взяла с него слово не выходить из квартиры и даже не вставать с кровати, а также не читать, не писать, не втыкать в телефоне и т.д., я могу реализовать ещё одну задумку.

Подъезжаю к больнице и набираю номер следователя. Пухов не понимает, зачем мне нужно увидеться с бандитом, участвовавшим в моём похищении. Но для меня Женька не бандит, а человек, который спасал меня, подставив при этом себя. Не просто же так его отметелили, а возможно, и пытали. Иван Палыч ничего не рассказывает нам, или только мне. Узнаю, что они с Ваней что-то от меня скрыли – Стаднику не поздоровится! Как бы то ни было, я получила разрешение навестить Женьку в присутствии полицейского.

– Вы к этому, Милосскому? – устало спрашивает санитарка, с которой я сталкиваюсь в дверях.

– Нет, – отвечаю, – к Дорофееву.

– Да это мы его так прозвали – Венер Милосский, – улыбнулась женщина. – Сам есть не может и кормить себя не позволяет. Про туалет я вообще молчу: для всех загадка, как он справляется. А Вы вроде приходили сюда к другому парню?

– А у меня, блин, шефство над этой палатой, – шучу я. – А ну-ка давайте сюда тарелки. Сейчас я с этим «Венером» побеседую.

Бодро захожу в палату вслед за полицейским и ищу взглядом парня. Но здесь только одна кровать, на которой сидит прямо, словно аршин проглотил… Женька?! Не может быть! Не должно быть! Руки загипсованы по самые плечи. На голове повязка. А лицо… лица нет. Это месиво какое-то! Или было им несколько дней назад. А теперь всё покрыто подсохшими ранами так часто, что за ними вообще не угадываются черты. Я не могу поверить, что при Женькиной комплекции его смогли так разукрасить всего два человека. Или это Гераклы доморощенные, или он совсем не сопротивлялся! При моём появлении он пытается улыбнуться, но заметно, что ему больно напрягать мышцы лица.

Санитарка тихонечко подталкивает меня в спину, видно, всё-таки надеется, что мне удастся накормить её пациента. Прихожу в себя и делаю шаг в его сторону.

– Привет, – неуверенно произношу я.

Женька молча

кивает головой, а глаза улыбаются. Добрые глаза. Тёплые. За атлетической фигурой и красивыми чертами лица это было не так заметно, как теперь.

– А чего это ты людям работать не даёшь?! – строго-шутливо спрашиваю его.

– А ты что, из профсоюза? – поддерживает он шутливый разговор.

– Нет, я из волонтёров, – отвечаю, – и мне поручено накормить одного строптивого пациента.

– Ну, корми, – безропотно соглашается он.

Я усаживаюсь на стул около кровати и беру тарелку с супом.

– Может, горяченького принести? – обрадовано предлагает санитарка, но Женька только отрицательно крутит головой. – У него рёбра поломаны, поэтому есть сразу много нельзя, а то икать начнёт – больно будет.

– Ну, давай, лопай, – я зачёрпываю немного супа и подношу к его разбитым губам. – Ложечку за маму, ложечку за папу, ложечку за… кто ещё у тебя есть?

– Ты, – отвечает Женька и отпивает бульон из ложки. – Вкусно.

– Жень, – осторожно возражаю я, – у меня Ваня.

– Знаю. Не волнуйся за это: Ванька не заслужил такой подлянки во второй раз. Да он и в первый не заслужил.

– Так, жуй давай! – перебила я, чтобы прекратить этот разговор.

Через несколько минут суп был съеден, от «второго» пациент отказался, а вот компота полкружки выпил и попросил не убирать остаток. Санитарка удовлетворённо выдохнула и удалилась с посудой, одарив меня благодарным взглядом.

– Это тебя «коллеги» так? – спросила я, указывая на его лицо и руки.

– Ага. Если б не Ванька с ОМОНОМ, то и ноги переломали бы.

– Почему не сопротивлялся?

– Чтоб подмогу не вызвали. Тогда бы тебя нашли. А так они надеялись, что меня в конце концов расколют. Я тёте Кате сказал, чтобы через час полицию вызывала и людей поднимала, чтоб спугнуть.

– Убить человека можно и за минуту, – поёжилась я.

– Не-а, им же надо было узнать, где ты. А час я как-нибудь продержался бы.

Я зажмурилась, представляя, что он пережил за этот неполный час.

– Жень, какой же ты…

– Герой?

– Дурак!

Он засмеялся, но тут же обхватил руками сломанные рёбра. Я слышала когда-то, что боль от них невыносимая.

– Может, полежишь теперь?

– Я не могу сам вставать и ложиться, а людей беспокоить не хочу. Утром меня санитарки поднимают, а вечером укладывают.

– И ты целый день сидишь?!

– Иногда хожу. Ноги-то у меня целы.

– А не ешь почему?

– Да просто не хочется.

– Ешь, пожалуйста. Если не нравится еда, я тебе буду вкусненького носить.

– Да ладно тебе. Я же столько лет в армии – ко всякой кормёжке привык.

Мы ещё помолчали.

– Жень, я следователю всё, как есть, рассказала.

– Я знаю: читал твои показания. Спасибо.

– Завтра ещё приду.

Он кивнул и снова улыбнулся одними глазами, провожая меня.

Полицейский вышел следом за мной. У двери палаты стояли двое в накинутых белых халатах для посетителей. Они повернулись к нам, и я опешила: