Дом без ключа. Книга 2
Шрифт:
Сейчас он тоже почти спит, балансирует на хрупком жердочке, соединяющей бодрствование и сон. Совещание у Рейнике только что началось и продлится долго. Мейснер предусмотрительно забрался в уголок, за широкую спину Шустера и укрылся за ней.
Рейнике не Цицерон, но говорить любит. Сначала — общие задачи, потом — узкие, поставленные конкретно перед штабом... Как минимум полчаса, которые Мейснер может использовать для отдыха.
— Прошу внимания!..
Мейснер давится зевотой и выпрямляется.
— Комиссар Гаузнер, майор Шустер, кто доложит
— Только не я! — говорит Гаузнер.
— Послушаем вас, майор?
Шустер встает и пальцами, заложенными за ремень, расправляет складки мундира. Китель сидит на нем, как на манекене, и Мейснер прикидывает, во сколько обойдется работа, если обратиться к портному с улицы Вожирар. Пожалуй, нет смысла: сдерет больше, чем стоит материал.
— Русская ПТЦ запеленгована я среду между 17.08 и 18.13,— говорит Шустер и достает из планшете лист бумаги.— Не скрою, мы взяли ее случайно: икс-два «чистил» диапазон и наткнулся на нее в самом начале сеанса.
Рейнике стучит карандашом.
— Кто на икс-два?
— Фельдфебель Родэ и ефрейтор Мильман.
— Хороший экипаж,— подает голос Гаузнер.
— Тем лучше! — Рейнике снова стучит карандашом, словно оттеняя слов комиссара.— Прошу продолжать, майор!
— Да, бригаденфюрер... Икс-два патрулировал а районе Пантеона, а ПТЦ вела передачу а квадрате рю Сен-Жак — рю дэз'Эколь — Суффло — Пантеон. Это, признаться, нас смутило: в кварталах почти нет частных владений, сплошь школы и лицеи — Коллеж де Франс, лицей Луи...
— Добавьте: библиотека святой Женевьевы,— вмешивается Гаузнер.
— Кто-нибудь один! — говорит Рейнике.— Что вас смутило?
— Нелегальная рация в служебном здании — это что-то исключительное.
— Но ПТЦ не в служебном?
— Нет, бригаденфюрер. Я имел честь доложить вам, где мы ее засекли: отдельный павильон возле библиотеки, раньше там жил какой-то еврей, а теперь его снимает адвокат из Орлеана — квартира для парижских любовниц.
— Об этом доложит комиссар Гаузнер! Продолжайте, майор, мы слушаем вас.
— Рация работала ровно пятнадцать минут, и икс-два слышал ее отлично. Я распорядился не лезть к павильону и после сеанса покинуть район.
— Был один сеанс?
— Да, бригаденфюрер. У них какая-то система, по которой рации хаотически выходят в эфир. Наткнуться на ПТЦ вновь можно через год или через день — как повезет. Позволю отметить другое — важно, что павильон используется под радиоквартиру и радист придет туда рано или поздно.
Мейснер уже не дремлет. Оказывается, пока он прел за бумажками и утешался у толстушки, Шустер добрался до русских. Мимолетный шанс, обходивший Мейснера, кажется, теперь сам падает в руки — надо только подставить их и не растопыривать пальцы. Офицер по связи с абвером имеет преимущество перед любым иным членом штаба и вправе требовать, чтобы его включили в группу, занимающуюся ПТЦ.
Шустер с хрустом раскрывает планшет.
— Брнгаденфюрер позволит?
— Прошу,— говорит Рейнике и карандашом грозит Гаузнеру, гулко вздыхающему из глубины кресла.
— Мильман и Родэ с ранцевыми гониометрами будут посменно нести дежурство у павильона. Комиссар Гаузнер обещал так их одеть и перекрасить, что не узнает и родня. Словом, мы беремся поймать ПТЦ за работой.
— У вас все?.. Отлично! Ваше мнение, комиссар?
Гаузнер с шумом затягивается сигаретой. Не поднимаясь и собрав складки на лбу, говорит, адресуясь к собственному ботинку, и заставляет Мейснера напрягать слух до предела.
— Была мысль взяться за адвоката и заставить его выложить все начистоту. Очень дельная мысль, принадлежащая бригаденфюреру. Однако осуществить ее оказалось не просто: законник еще летом удрал в Испанию.
— А павильон? — вмешивается Мейснер, подметив, как сдвинулись морщины на лбу Рейнике.
— Арендная плата внесена по январь сорок шестого, и сделка оформлена у нотариуса. Через представителей, конечно, поскольку еврей, в свою очередь, улизнул еще до падения Мажино... Наблюдение за павильоном установлено, но я не беру на себя смелость утверждать, что через оцепление нельзя проскочить. Там есть садик, и он как раз связывает павильон и библиотеку: днем, смешавшись с толпой, радист, пожалуй, без помех доберется до места и его не отличишь от гуляющих. Другое дело — дорога назад: тут ему крышка!
Мейснер едва глотает вопрос, вертящийся у него на языке: известно ли о ПТЦ Бергеру? Неужели Рейнике не позвонил в Штутгарт, как не позвонил шефу абвера полковнику Райле, полноправно представляющему в Париже самого Канариса! Не слишком ли много берет на себя бригаденфюрер?
Гаузнер, закончив, выпускает широкое кольцо дыма, опрятно стряхивает пепел с лоснящихся от долгой носки форменных брюк.
— Будем брать радиста? — негромко говорит Рейнике и опускает карандаш.— Или нет? Что скажет абвер?
Мейснер на лету схватывает все — желаемый ответ, настроение Рейнике, личные перспективы.
— Радиста надо брать! Взяв его, получим шифр и явки. В крайнем случае «почтовые ящики». На первый взгляд мало, но прикинем иначе и убедимся — достаточно, чтобы на известный срок если не парализовать резидентуру, то нарушить ее звенья и связи. Кроме того, на допросе удастся, по-моему, добыть данные, наводящие на резидента...
— Прошу вас информировать полковника Райле.
— И Бергера — осторожно подсказывает Мейснер.
Рейнике пренебрежительно машет руной.
— Всему свое время... Господа, предвидя возможные трудности, я доложил о ПТЦ обер-группенфюреру Кальтенбруннеру. Все без утайки. Мне поручено сообщить вам, что в РСХА придают поимке радиста принципиальное значение. Хочет или нет комиссар Гаузнер, но ему придется на этот раз развязать радисту язык. Хочет или нет майор Шустер, но ему не удастся сослаться на случайность, если гониометры почему-либо не засекут рацию. И, наконец, хочет или нет полковник Райле, но весь аппарат абвера будет работать в тесном единстве с СД!