Дом без ключа. Книга 2

Азаров Алексей Сергеевич

— Да, мадам.

— Догадываюсь — дела? У мужчин всегда дола!

Глаза Шарлотты блестят. Она смотрит на Вальтера в упор, словно внушая что-то, и он вдруг угадывает, что встреча не так уж случайна и что скорее всего Шарлотта ждала его.

— Простите, Вальтер, — быстро говорит Шарлотта.— Мне нужно поговорить с вами, но не сегодня... как-нибудь в другой раз.

— К вашим услугам.

Ширвиндт кланяется вторично и надевает шляпу. Что было в глазах Шарлотты? Беспокойство? Угроза? Вальтер поднимается к себе с тягостным чувством — такое бывает, когда только что совершишь ошибку.

14. Октябрь, 1943. Париж, рю ль'Ордмнер, 3,— рю Монсени.

Полиция!.. Жак-Анри приникает к окну, напряженно следя за тем, как из черного «рено» выбираются два ажана и немец в форме лейтенанта.

— Мсье Дюпле! Мсье Дюран!

Это хозяин. Жак-Анри выходит на площадку и перегибается через перила. Внизу, у подножия лестницы, рядом с хозяином уже маячит ажан.

— Вы Дюпле?

— Жак Дюран, с вашего разрешения.

— Спускайтесь-ка, милейший, и прихватите Дюпле.

— А в чем дело?

— Спускайтесь, вам говорят!

Жюль совсем некстати выглядывает на площадку, не замечая предостерегающего жеста Жака-Анри.

— Ну, долго мне еще вас уговаривать?

— Сейчас,— говорит Жак-Анри и делает шаг назад.

Там, внизу, к полицейскому присоединился немец, и Жюль с Жаком-Анри, стоящие на освещенной площадке, представляют хорошую мишень.

— Но надо же нам одеться! — протестует Жюль и незаметно тянет Жака-Анри за полу пиджака.

Поздно! Немец что-то говорит ажану, и тот поднимается по лестнице. Кобура пистолета у него расстегнута. Жак-Анри прикидывает, что произойдет, если удастся сбросить его вниз, на лейтенанта, но появление второго полицейского, вышедшего из магазина и застывшего за спиной немца, превращает его план в иллюзию. Жюль наваливается на Жака-Анри плечом, шепчет: «Похоже, влипли!»

— Мы идем, господин сержант.

— Я не поеду в пиджаке!—твердо заявляет Жюль.

— В машине тепло.

Жак-Анри — руки в карманы — заносит ногу над ступенькой. Препираться бессмысленно. Трое вооруженных людей все равно заставят двоих безоружных повиноваться... Но как нелепо, неправдоподобно легкомысленно обставлен арест! Так хватают спекулянтов с черной биржи, в не «врагов империи»: не окружив дома, с пистолетами в кобурах... А хозяин? Почему он не подал сигнала?.. Может быть, конкуренты донесли в префектуру, что господа Дюпле и Дюран сбывают иностранцам предметы искусства, запрещенные к вывозу? Ложный донос, конечно, удастся опровергнуть — в крайнем случае инспектора и комиссар получат достаточный куртаж... А если не донос? Тогда что: неточность в документах, какая-нибудь крохотная ошибочка, замеченная секретарем префектуры 18-го района при перерегистрации?

Жюль, возмущенно сопя, спускается за Жаком-Анри. Второй полицейский становится у двери черного хода, а немец жестом указывает на дверь магазина.

— Живее!

— Но, все-таки, в чем дело? — спрашивает Жак-Анри.

— Поменьше болтайте.

— Не понял?

— Господин лейтенант приказывает тебе прикусить язык! — переводит полицейский.

Они проходят через торговый зал мимо застывших посетителей и хозяина, незаметно подмигивающего Жаку-Анри. Жюль неловкими движениями пытается достать из пачки сигарету и роняет ее на поп. Жак-Анри с замершим сердцем ждет, что кто-нибудь из конвоиров нагнется, но сигарета, выпачканная грязью, так и остается лежать у прилавка, и можно надеяться, что хозяин подберет ее и спрячет.

Семиместный «рено» специально оборудован для полицейских нужд — ручки на внутренней стороне дверей отсутствуют, диванчик водителя и переднего седока отделен от остальной части кабины проволочной сеткой. Это печально знаменитый «собачий ящик», за последние годы ставший в парижском быту такой же неотъемлемой частью, как Нотр-Дам или статуя Лафайета.

Жюль перекатывает из угла в угол рта незажженную сигарету. Немец и полицейские молчат: ажаны — у левой и правой дверец, лейтенант — впереди. Жак-Анри видит его подбритый затылок и красную каемку на шее — след от тесного воротника. Жюль тихо толкает его локтем; подбадривая, улыбается краешками губ. Толстый нос его покрыт капельками пота.

В дежурной части префектуры за проволочным ограждением, на скамейках и прямо на полу, жмутся друг к другу люди — много людей... Гомон и тяжелая вонь, заплеванный пол, лампа под потолком в плоском эмалированном абажуре. За барьером — сержант, уткнувшийся в юмористический журнал... Все это Жак-Анри успевает вобрать взглядом, пока их проводят через комнату в полутемный коридор и усаживают на скамью возле обшитой железом двери. Немец ныряет а нее, а полицейские вытягиваются по концам скамьи.

— Весело у вас тут,— говорит Жюль, осматриваясь.

— Еще прослезишься!—обещает полицейский — тот, что был за переводчика.

— Жаль. Я как раз забыл платок.

Второй полицейский прыскает и на миг превращается из истукана в завсегдатая Винного рынка — любителя молодого красного и анекдотов. Жак-Анри смотрит на него и мысленно ощупывает свои карманы: кажется, ничего лишнего. А у Жюля? Ту ли сигарету он выбросил?..

Дверь открывается, высвечивая на полу широкий треугольник...

— Пусть войдет Дюран!

— Дюран! —повторяет любитель анекдотов.

Жак-Анри быстро пожимает руку Жюля и встает.

— Можешь войти.

Зарешеченное окно — стрельчатое, застекленное поверху разноцветными осколками, забранными а медную оправу. Стол, покрытый газетами. Несколько стульев — у стен и возле стола. И два немца — уже знакомый лейтенант и щуплый, узкогрудый капитан.

— Документы при вас?—спрашивает капитан на ломаном французском и обращается по-немецки к лейтенанту: — Вы говорили с мим?

— Нет.

— Это правильно, Курт.

Жак-Анри достает удостоверение личности. Капитан сосредоточенно листает, шевеля губами.

— Дюран... Эксперт по фарфору? Это так?

— Там неписано.

— Хорошо. Надеюсь, вы умеете отличить старый мейсенский фарфор от подделки?

— Конечно,— говорит Жак-Анри, ему становится весело и легко.— Фарфор здесь?

— Вот он. Хорош?

Капитан сдергивает газету, складывает ее по сгибам. На зеленом сукне стола два сервиза и несколько бронзовых ваз.