Дом без ключа. Книга 2
Шрифт:
— Центр получил мой отчет?
— Да, в апреле.
Жак-Анри писал, что снял деньги со счетов и через посредников ведет переговоры с АВС. Просил расписание связи и шифр. Центр вышел из эфира и на некоторое время замолчал...
Жюль спрыгивает с подоконника, грузный, приземистый, со знакомой улыбкой на отечном лице. Руки в карманах, шляпа на затылке.
— Не торопись. Начнем с другого: что с Жаклин?
— Она умерла.
— А Рене?
— Расстрелян. Немцы решили, что он из маки, и расклеили оповещение о казни... Потому я и связался с АВС, что Рене уже нет.
— Леграна знал не только он.
— Леграна — да, но не Дюрана. И потом — разве ты окликнул бы меня на улице?
Жюль пожимает плечами.
— Нет, пожалуй. Но в АВС я не войду. Пусть Гранжан еще похлопочет. У тебя есть вакансия?
— В том-то и дело, что нет. И Гранжану это известно. Не понимаю, почему он так настойчив? Он что, из Сопротивления?
— Он кагуляр. А ты и не догадывался? Будь осторожнее с ним, старина, у него подозрительные знакомства.
— Мы еще встретимся?
— Разумеется. Подготовь радистов и скажи Технику, чтобы проверил телефон — норд — семнадцать — семнадцать.
— А ответ? Ты привез ответ?
Жюль не спеша достает из карманчика сигарету. Кладет на край стола и щелкает пальцами.
— Как всегда, лимонный сок и марганцовка, две части на одну. Надеюсь, ты не думаешь, что я торчу в Париже полмесяца и прихожу сюда для того, чтобы сообщить Дюрану о недоверии?
Руки в карманах, шляпа на затылке; Жюль доходит до двери и ухмыляется.
— А знаете, господин директор, вам очень к лицу бородка. Только почему Дюран? Мефистофель — и звучно и больше соответствует внешности.
— Добавь, и характеру,— бормочет Жак- Анри, пряча сигарету.— Все шутите, дорогой Дюпле?
— Шучу! — говорит Жюль серьезно.— Запомни адрес: рю ль'Ординер, три. Антикварная лавочка. Я там что-то вроде эксперта по бронзе, о чем господин Гранжан, разумеется, не догадывается. Ты можешь завтра?
— Конечно!.. До свидания, месье Дюпле!
Жак-Анри кивает небрежно, почти высокомерно. Жюль поторопился открыть дверь, а Сюзи, как все секретарши, любопытна и любит подсматривать. Помня об этом, Жак-Анри склоняется над газетами и не торопясь допивает кофе.
2. Июль. 1943. Штутгарт. Адлерштрассе. 11.
По утрам на почте почти но бывает посетителей, и служащие коротают время за разговорами и чтением. Не в открытую, конечно; газеты и книги прячутся в выдвижных ящиках столов и исчезают при появлении начальства. Зомбах знаком с правилами игры и, перешагнув порог, покашливает, рассеянно ощупывает карманы, давая девушкам время скрыть улики.
— Доброе утро, фрейлейн! Есть что-нибудь для меня?
Очень юная девушка, почти подросток, медленно, словно просыпаясь, отрывается от книги. Только что она была Брунгильдой, и рыцарский турнир еще не окончился: белокурые гиганты, обагряя кровью ристалище, ломали о сталь мечи, и искры падали к ногам принцесс...
— Итак, фрейлейн?
— Да, да, ищу... Пожалуйста, господин Зомбах...
Улыбаясь, Зомбах покидает почту, а девушка еще на несколько минут расстается с грезами. В юнгфольке ее приучили к дисциплине, и, кроме того, у нее отец — штаммфюрер, и это обязывает. Книга исчезает в ящике, а мечтательница устремляется к кабинету начальника.
— Хайль Гитлер! Он был и взял письмо!
— Хайль... Закройте дверь. Что за привычка говорить с порога? Вы бы еще вздумали болтать об этом на площади или в зале...
Тем временем Зомбах в трех кварталах от почты дочитывает письмо. В нем нет ничего особенного: короткая информация, что предложение принято и встреча с представителем берлинской фирмы состоится сегодня в 10.00 на Адлерштрассе, в доме одиннадцать.
Зомбах прячет бумажку и пожимает плечами: хотел бы он знать, где эта Адлерштрассе?
На углу скучает шупо, и Зомбах справляется у него. Шупо оглядывается.
— Эй, Ганси, поди-ка сюда!
Зомбах не успевает отказаться, и Ганси, подвернувшийся удивительно кстати, изъявляет желание показать ему кратчайшую дорогу. Он худ и голоног; на коричневой рубашке погончики юнгфолька. Тоже какой-то фюрер лет двенадцати от роду.
Номер одиннадцать. Позолоченные орлы на решетке и начищенная табличка: «Гердт фон Стауниц, коммерции советник»; старинный звонок — разъяренный лев, кусающий кольцо... Хозяин виллы — маленький и полный, в пиджаке из серого твида — держится с простотой давнего знакомого, хотя до этого никогда не виделся с Зомбахом.
— Позвольте шляпу? Сегодня я один за всех — прислуга на собрании у блоклейтера. Что поделаешь, быт связан с некоторыми затруднениями.
— Да, да,— говорит Зомбах и щурится.— Прелестный вид. И какая тишина!
Вид действительно прелестный, но Зомбах не успевает им полюбоваться — двое мужчин выходят из комнат на террасу, и Стауниц испаряется, исчезает, будто его и не было.
— Мы заставили вас ждать?
— Нет, точно десять. Мне кажется, мы можем не представляться?
Голос Зомбаха звучит уверенно. В Берне, в БЮПО(контрразведка Швейцарской Конфедерации), он ознакомился с фотографиями в альбоме полковника Пусто и сейчас знает, с кем имеет дело: бригадефюрер Вальтер Шелленберг и его адъютант штурмбанфюрер Эгген.
— Отличная погода,— говорит Шелленберг и улыбается Зомбаху.— Сигару?
— Нет, благодарю. Но вы курите, я люблю запах дыма.
Улыбка Шелленберга становится простодушной.
— Хороший солдат следует примеру начальника. Не так ли? Помнится, тот, кто прислал вас,— враг никотина.
— Он курит трубку.
— Вы правы... Но бог с ней, время дорого, а для бывшего вице-консула Меркеля в тюрьме каждый час — вечность.
— В чем его обвиняют? Или это тайна следствия?
— Никакой тайны нет. Тем более от вас. Меркель занимался шпионажем, и это доказано... Быть взятым на явке, с кучей документов в руках и в обществе офицеров вермахта — в подобной ситуации швейцарское гражданство не служит гарантией от расстрела... Впрочем, вы и сами многое знаете.