Дом Цепей
Шрифт:
Л'орик следил, как рука исчезает под гладью. Но все окружающее при этом вдруг словно пробудилось: слабые возмущения, намек на волны. — Королева Снов, Куральд Тюрллан потерял хранителя.
— Да. Тюрллан и Тюр всегда были близки, а ныне близки как никогда.
Странное заявление… но его придется обдумать позже. — Я не смогу в одиночку…
— Нет, не сможешь. Твой путь станет опасным, Л'орик. Тебе пришлось придти ко мне в надежде, что я найду подходящего… хранителя.
— Верно.
— Срочность вынуждает
— Ты была подругой моего отца!
— Подругой? Л'орик, мы слишком могущественны, чтобы познать дружбу. Наши предприятия был слишком неистовыми. Мы вели войну против самого хаоса, а иногда друг против друга. Мы вели битву за право изменить все, что будет потом. И некоторые битву проиграли. Не пойми неправильно. Я не держу большого зла на твоего отца. Он, скорее, так же неизмерим, как все мы. Недоумение — вот, пожалуй, единственная общая наша черта.
— Ты не поможешь?
— Я так не сказала.
Он ждал.
Она не вынимали руки из-под глади пруда, не поднимала глаз. — Потребуется время, — промурлыкала она. — Нынешнюю… уязвимость… придется потерпеть. Я имею кое-кого в виду, но возможность остается отдаленной. И не думаю, что мой выбор тебя порадует. А пока…
— Что?
Она пожала плечами: — Будем надеяться, что заинтересованные сущности будут вовремя отвлечены.
Он увидел, как внезапно изменилось выражение ее лица. Она заговорила резким тоном: — Вернись в свой мир, Л'орик. Замкнут иной круг — ужасно замкнут. — Она вынула руку из воды.
Л'орик задохнулся.
Рука была покрыта кровью.
Глаза резко открылись. Он вновь на коленях в своем шатре. Наступила ночь, звуки снаружи стали тихими, мирными — город усаживается за ужин. Но он знал: произошло нечто страшное. Он замер, посылая чувства вовне. Его власть — так ослабленная, такая хрупкая… — Боги подлые! — шепнул он. Круговорот насилия, излучающий боль узел — маленькая фигурка ползет, извиваясь, ее одежды в крови… крадется сквозь тьму…
Л'орик вскочил на ноги. Голова кружилась от тоски.
Он уже был снаружи, он бежал.
Л'орик нашел ее след, мокрую полосу среди пыли и песка за руинами, в окаменелом лесу. Она ползет, понял он инстинктивно, к сделанной Тоблакаем священной поляне.
Но там не найти убежища. Очередное капище ложных богов. А Тоблакай ушел, чтобы скрестить клинки с судьбой.
Но она лишилась здравого рассудка. Она лишь боль, стреляющая вовне, разжигающая инстинкт бегства. Она ползет, как всякая умирающая тварь.
Он увидел ее на краю прогалины, крошечную, изодранную, мучительно передвигающуюся вперед.
Л'орик подошел, положил ладонь на затылок, в потные волосы. Она отпрянула с визгом, вцепившись ногтями в руку. — Фелисин! Его нет! Это я, Л'орик. Со мной ты в безопасности. Теперь…
Но она попыталась сбежать.
— Я призову Ша'ик…
— Нет, —
Л'орик опустился на колени, пораженный немым ужасом. Значит, не просто раненая зверушка. Разум достаточно ясный, чтобы взвешивать, рассчитывать, отстраняться… — Она узнает, милая — тут ничего не поделаешь.
— Нет! Нет, если ты поможешь. Помоги, Л'орик. Только ты, даже не Геборик! Он захочет убить Бидитала, а этого нельзя!
— Геборик? Я сам хочу убить Бидитала!
— Ты не должен. Не надо. У него сила…
Он заметил, что это слово вызвало в ней спазм.
Л'орик колебался. — У меня есть целебные мази, эликсиры… но тебе придется прятаться несколько дней.
— Здесь, в храме Тоблакая. Здесь, Л'орик.
— Я принесу воды. И палатку.
— Да!
Пылавший в нем гнев сжался в раскаленное добела ядро. Он пытался контролировать его, взывая к разуму, но мешали сомнения, что это правильно. Произошло… чудовищное. Должен быть ответ. Придется найти ответ.
«Но самое чудовищное», вдруг подумал он с содроганием, «что все мы знали о риске. Знали, что он хочет ее. И ничего не делали».
Геборик неподвижно лежал в темноте. Он ощущал, будто хочет есть, пить — но очень отстраненно. Чай дхен» бара в такой дозе помогает забыть о нуждах внешнего мира. Он это уже понял.
Разум плавал в бурлящем море, и плавание длилось целую вечность. Он ждал, всё ещё ждал. Ша'ик желает знать истину. Она её узнает. Тогда он покончит со всем, уйдет от неё.
Наверное, покончит и с жизнью.
И быть по сему. Он прожил гораздо больше, чем рассчитывал, и дополнительные недели и месяцы оказались не стоящими усилий. Он приговорил к смерти своего бога, и теперь, когда он вылезет из плоти и костей, Фенер не встретит его на пороге. Похоже, и Худа ему не встретить…
Вряд ли его пробудила именно эта мысль — он выпил гораздо больше чая, чем осмеливался раньше, он пил его обжигающе-горячим, когда действие наиболее выражено. И вот он плывет в темном море, кожу гладит теплая жидкость, покрывая руки и ноги, брызгая в лицо.
Нефритовый гигант ждет, ждет его душу и то, что осталось от смертной плоти. Давно уже лишился он дара сверхъестественных видений; тайны, проходившие лишь перед его очами — тайны истории, древности — давно уже пропали. Он стар. Он слеп.
Воды сомкнулись над лицом.
Он почувствовал, что тонет — тонет в море звезд, кружащих во тьме, но необычайно ярких и резких. Где-то в неизмеримой дали виднелись более темные сферы, сгрудившиеся у блистающих звезд. Понимание ударило словно молот. Звезды подобны Солнцу. Каждая звезда. Любая звезда. А эти сферы — миры, королевства, каждое новое, но идентичное другим.