Дом Цепей
Шрифт:
Сдаться. Уже давно она сдалась, открыв всем то, что было внутри. Уже давно она позволила тьме пожрать то, что внутри. Годы назад. Она не понимала величины потерь, ибо знала в жизни лишь нищету, голод и насилие.
Но всё изменилось. Под крылом защитницы — Ша'ик она поняла, что означает личное достоинство.
Именно его и решился разрушить Бидитал.
Лежа наверху лестницы, тварь, некогда бывшая рабовладельцем с Генабакиса, улыбалась словам Бидитала. Улыбка стала шире, когда раздались жалобные крики.
Любимое дитя Карсы Орлонга в лапах старого
Старый безумец не скупился на посулы. Не только возвращение рук и ног, но возможность мести Теблору. Он снова найдет свое имя. Он знал: это возможно. И тогда пропадет смущение, часы слепого ужаса не будут накатывать на него, прекратятся побои от рук площадной толпы. Куда им, ведь он станет хозяином.
Они заплатят за содеянное. Все заплатят. Едва он найдет свое имя.
Раздавался уже только плач. Вот они, сотрясающие тело рыдания — смех отчаяния.
Девица уже не поглядит на него с отвращением. Как бы? Она такая же, как он. Отличный урок. Жестокий — даже рабовладелец ужасается, воображая подробности, морщится от заселивших голову образов. Но хороший урок.
Пора уходить — снизу слышатся шаги. Он пополз на свет дня, и хруст гравия, битых черепков и песка до странности походил на лязг цепей. Цепей, ползущих вслед за ним.
Никто не мог видеть, как странный свет озарил шатер Л'орика сразу после полудня. Миг — и все как прежде.
Сейчас, на закате, случилась вторая вспышка, снова никем не замеченная.
Верховный Маг, шатаясь, прошел в наспех созданные врата. Он был залит кровью. Он едва протащил ношу до середины шатра и упал на колени, охватив бесформенного зверя руками. Ладонь погладила толстый мех.
Стоны боли утихли. К счастью, ибо каждый тихий всхлип разрывал Л'орику сердце.
Верховный маг медленно опустил голову, ощутив наконец горе, которое пытался сдерживать во время бесполезной борьбы за жизнь древнего демона. Его полнило отвращение к себе, он проклинал свою леность. Слишком давно врозь, слишком давно они вели себя так, словно другие миры не таят опасности.
А теперь дух-помощник мертв, да и внутри всё словно отмерло. Нарастает онемение, угрожая пожрать душу, как немочь пожирает здоровое тело. Он потерял силы, даже ярость ушла.
Л'орик гладил окровавленное — такое спокойное теперь — лицо зверя, вновь удивляясь, почему его уродливость пробуждает в душе потоки любви. — Ах, друг мой, мы были похожи даже более, чем понимали. Нет… ты все знал, верно? Отсюда вечная тоска в глазах, которую я раз за разом старался игнорировать. Понимаешь, я был так уверен в надежности обмана. Так надеялся, что нас не разоблачат, что мы будем поддерживать иллюзию присутствия отца. Я… — Он надолго замолчал, сокрушенный.
Его и только его ошибка. Он был здесь, вовлекшись в жалкие игры, а должен бы беречь спину фамильяра, как делал век за веком.
«Ох, какая мелочь… одним Т'лан Имассом меньше, исход был бы другим… нет, не лги себе, Л'орик. Первый же удар топора нанес смертельную рану. Все
Но не сейчас. Он заставил себя вернуться к трезвому сознанию. Вес духа на коленях уменьшался, ведь испарялась сама его сущность. Куральд Тюрллан остался без защиты. Как Т'лан Имассы сумели проникнуть в садок — оставалось тайной, но они это сделали, исполнив задачу с легендарной своей жестокостью.
Ощутили ли Лиосан его смерть? Вероятно, вначале лишь сенешали. Они расскажут остальным? Нет, если дадут себе хоть миг на размышление. Да, они очень давно были жертвами обмана. Озрик исчез — их бог пропал — и Куральд Тюрллан мог стать легкой добычей узурпаторов. Сенешали постепенно осознают: если бы на их молитвы отвечал подлинный Озрик, воинской силы троих Т'лан Имассов не хватило бы. «Мой отец имел много пороков, но слабость в их число не входила».
Жалкая, похожая на птицу тварь — его дух-помощник — скользнула на пол. Л'орик взирал на него, охватив себя руками. «Нужна… нужна помощь. Соратники отца. Кто? Аномандер Рейк? Нет. Соратник по случаю, но не друг Озрика. Леди Зависть? О боги, нет! Каладан Бруд… ныне он несет собственное бремя. Итак, остается лишь…»
Л'орик сомкнул веки и воззвал к Королеве Снов: — Истинным твоим именем, Т'рисс. Я хочу говорить с тобой. Во имя Озрика, моего отца, внемли молитве…
В уме его медленно создалась сцена, вид незнакомого места. Строгий сад, высокая ограда, круглый пруд в середине. Мраморные скамьи ждут, зарастая травой. Плиты вокруг пруда посыпаны чистым белым песком.
Он понял, что приближается к пруду, глядит в зеркальную гладь.
Где в чернильной темноте кружат звезды.
— Сходство очевидно.
Он обернулся на текучий звук голоса и увидел, что на краю прудика сидит женщина. На вид не более двадцати лет, волосы медно-золотистые, длинные. Лицо сердечком, бледное, а глаза светло-зеленые. Она не смотрела на него, устремив томный взор на чистую поверхность воды. — Хотя, — продолжила женщина, слабо улыбаясь, — ты отлично умеешь маскировать черты Лиосан.
— Мы опытны в таких делах, Королева Снов.
Она кивнула, не встречая его взгляда. — Как и все Тисте. Аномандер однажды провел два столетия в облике королевского телохранителя… человека, такого же, каким кажешься ты.
— Госпожа, — сказал Л'орик, — мой отец…
— Спит. Все мы давно сделали выбор, Л'орик. За нашими спинами тропа, длинная и плотно утоптанная. Какая горечь — думать, что придется идти назад! Но кажется, тем из нас, что не спят, не остается ничего иного. Вечное возвращение по старым путям, но каждый шаг влечет вперед, ибо тропа оказалась круговой. Однако же… вот в чем истинная горечь — понимание не заставляет нас замедлять шаги.
— «Глупость лупоглазая», говорят малазане.
— Несколько грубо, но вполне точно. — Она опустила длинные пальцы к воде.