Дом Цепей
Шрифт:
Очнувшись, теблор обнаружил, что днище повозки по-прежнему поставлено стоймя. Но теперь оно было привязано к толстому бревну, которое даруджиец именовал мачтой. Самого Нома приковали рядом, велев ему приглядывать за Карсой.
Корабельный лекарь смазал ему распухшие суставы какой-то мазью. Телесная боль притупилась, однако голова продолжала болеть. Вдобавок Карса испытывал непонятную тошноту.
– Что, мутит тебя? – шепотом спросил Ном. – Это, дружище, называется похмельем. Ты даже не представляешь, чем пожертвовали малазанцы, чтобы только заткнуть тебе глотку. Они влили в тебя здоровенную флягу рома. Половину ты почти сразу вывернул на палубу. Увы, уже не в том виде, иначе бы я пополз облизывать доски. Что смотришь? Да, великан, иногда телесные потребности
Корабельные матросы – в основном малазанцы – обходили Карсу стороной. Всех остальных узников разместили в трюме, однако днище повозки не пролезало в узкое пространство трюмных сходней. Капитан Добряк распорядился ни в коем случае не снимать с Карсы цепей. Похоже, этот бдительный офицер, даже видя перед собой слабоумного великана, не верил собственным глазам. Ном говорил, что подозрительности Добряка хватило бы на целый полк. Пока же Карсе удавалось водить малазанцев за нос. Со стороны все выглядело так, будто лопата сержанта и впрямь вышибла из теблора разум, превратив грозного воина в безобидного теленка. Пустые глаза, без единого проблеска мысли, и вечная улыбка: тупая, непонимающая. Что и говорить, достойный спутник для болтливого разбойника!
– Рано или поздно малазанцам придется отцепить тебя от этого днища, – шепотом продолжал даруджиец, уставившись в вечернее небо. – Весь вопрос: когда? Возможно, тебе придется терпеть этот панцирь до самых рудников. Держись, Карса Орлонг. Тебе еще долго придется корчить из себя слабоумного. А кстати, у тебя это здорово получается. В последние дни даже я поверил. Скажи, ты еще не разучился соображать?
Карса лишь хмыкнул в ответ. Порой он и сам начинал сомневаться, не слишком ли заигрался. Иногда целые дни выпадали из его памяти, и на их месте зияли провалы. Это больше всего пугало юношу. Продержится ли он до конца? Трудно сказать.
Карса немало удивился, когда вместо одного Мэлинтеаса увидел… целых три. Корабль подплывал к городской гавани. Взору Карсы открылись три высокие насыпи, на каждой из которых стояла крепость. Средний холм уходил вглубь берега дальше крайних. Видом своим крепости даже отдаленно не были похожи друг на друга. Левая – приземистая и довольно грубо построенная – показалась Карсе самой причудливой. Теблора поразил цвет ее стен: темно-желтый, почти оранжевый. Наверное, раньше они были намного ярче, но время приглушило краски… Центральную крепость застилала пелена дыма, который поднимался из труб многочисленных домов и домишек, заполнявших пространство между насыпями. Эта цитадель выглядела более старой и ветхой. Ее стены, башни и купола были тускло-красного цвета… Правую крепость возвели на самой кромке береговой скалы. Подобно лицу старого воина, она была вся испещрена шрамами, поскольку в прошлом не раз подвергалась нападению с моря. Камни, выпускаемые из корабельных метательных орудий, разбивали стены. Трещины никто не латал. Одна из башен совсем накренилась, угрожая обрушиться в воду. О том, что в крепости кто-то есть, говорили лишь флаги, трепетавшие над остальными ее башнями.
Присмотревшись к городу, Карса заключил, что здесь вынуждены жить бок о бок три различных племени. Каждое возводило строения на свой манер. Границами служили широкие улицы. Пока воитель раздумывал о возможных причинах такого соседства, корабль вошел в гавань, полную рыбачьих лодок и судов, на которых перевозят товары.
Торвальд Ном встал. Его ржавые цепи
– Мэлинтеас, – вздохнул он. – Странное местечко. Все три народа – натианцы, генабарийцы и коривийцы – утверждают, что эти земли издревле принадлежали только им. Они бы и сейчас резали друг другу глотки, если бы малазанцы не установили здесь свое правление, разместив в городе три роты Ашокского полка. Глянь-ка на ту наполовину развороченную крепость. Так и стоит со времен войны между натианцами и коривийцами. Помнится, натианцы тогда весь залив запрудили своими кораблями. Лупили по крепости каменными ядрами. Ну и коривийцы, ясное дело, в долгу не оставались. И тут вдруг, в самый разгар их взаимной резни, появились малазанцы. Дуджек Однорукий, три легиона Второй армии, сжигатели мостов и парочка высших имперских магов. Это все, чем располагал тогда Дуджек. Но к концу дня натианский флот осел на илистом дне залива, генабарийские правители, пытавшиеся схорониться за стенами своей кроваво-красной крепости, были перебиты, а коривийцы сдались.
Корабль пришвартовался к широкому каменному причалу. Матросы готовились спрыгнуть туда и закрепить судно канатами. Торвальд смотрел на них и улыбался.
– Думаешь, теперь здесь все тихо и спокойно, пусть даже хрупкий мир держится на мечах и копьях малазанцев? Так-то оно так, но только малазанский наместник вот-вот лишится двух своих рот. Разумеется, ему посулили пополнение. Однако когда он еще дождется обещанных солдат? Сколько их пришлют и откуда? Видишь, теблор, какое количество трудностей появляется, если племя становится слишком многочисленным? Чем больше людей, тем сложнее ими управлять. Это все равно как попасть в туман, где приходится двигаться на ощупь.
Рядом с Карсой кто-то зашелся кашляющим смехом. Потом он увидел лысого кривоногого мужчину, командовавшего матросами. Тот глядел на своих подчиненных и язвительно улыбался.
– Забавно слушать, как главарь разбойников рассуждает о государственных делах, – сказал он на натианском наречии. – И где же, интересно, ты поднабрался такой мудрости? Наверное, не смог совладать с дюжиной своих головорезов? Одного только не пойму: зачем ты распинаешься перед этим болваном? Он же ни одного твоего слова не понимает. Хотя тебе, поди, слушатели нужны? Уж лучше разговаривать с таким, чем с мачтой, да? Все вроде живая душа. Мели что хочешь: не перебьет и спорить не будет.
– Каждый по-своему коротает время, – пожал плечами Торвальд Ном. – Особенно когда не сам им распоряжается. А позвольте узнать, господин первый помощник, долго ли мы простоим в Мэлинтеасе?
– Тебе-то не все равно? – огрызнулся натианец. – Узникам увольнение на берег не положено.
– Да я просто так спросил, любопытно стало.
– Хорошо, скажу. Пару дней – это точно. Здесь мы возьмем на борт шесть взводов малазанских солдат и поплывем в Генабарис. Там вы все покинете наш корабль, и я наконец-то забуду о вашем существовании.
– Чувствую, вас что-то тревожит. Или в Мэлинтеасе не так спокойно, как кажется?
Первый помощник капитана смерил даруджийца долгим взглядом.
– Больно масляный у тебя голос, разбойник. Такие обычно у когтей бывают. Впрочем, мне все равно. Можешь настрочить в своем доносе: в Мэлинтеасе хватает солдат Багровой гвардии, и они всячески подстрекают коривийцев к мятежу. Дошло уже до того, что вечером малазанские караульные ходят не иначе как по два взвода. А теперь мы вдобавок еще и лишаемся двух третей наших сил. Словом, положение в Мэлинтеасе очень шаткое.
– Неужели императрица не знает? – удивился Ном.
– А это ты у нее спроси.
Заметив отлынивающих от дела матросов, натианец двинулся к ним, на ходу осыпая лентяев ругательствами.
Торвальд Ном снова запустил руки в бороду.
– Багровая гвардия?.. Это будет посерьезнее грызни натианцев с коривийцами. Ох, не завидую я наместнику.
Карса все чаще впадал в беспамятство. Поначалу он боялся этих «прыжков в пустоту», а потом перестал. Они по крайней мере приносили избавление от боли.