Дом, что любил меня
Шрифт:
— Шон?
Никто не ответил. Грейс вышла из спальни и побрела на кухню. Шона там не было. Не нашлось также никаких признаков готовящегося завтрака. На кухне царил все тот же идеальный порядок, что и вчера. Все тарелки были вымыты и убраны. Во всем доме было тихо, как в могиле.
У нее появилось дурное предчувствие, которое грозило лишить ее самообладания. Грейс вернулась в спальню, чтобы посмотреть, на месте ли небольшой чемодан Шона, и, конечно же, его там не оказалось. А когда она ранее проверяла барную стойку, то заметила, что его ключи исчезли.
Прошлым вечером он положил их рядом с ее связкой. Тогда Грейс смотрела
Шон не в магазин отъехал и не на пробежку отправился. Она почувствовала это. Он ушел. Прямо посреди ночи, и даже не удосужился попрощаться с ней.
И все потому, что ей хватило глупости признаться ему в любви? Это как-то слишком жестоко.
Грейс кое-как нащупала край своей кровати и как только присела, у нее по щекам покатились первые слезы. Она знала, что Шон не любит ее, но думала, что хотя бы нравится ему. Видимо, не настолько сильно, раз он взял и запросто так ушел. Грейс долго сидела на кровати, перебирая в памяти все события прошлого вечера, какие только могла вспомнить. Шон вчера и близко не походил на человека, который был готов бежать отсюда, сверкая пятками. Он вел себя мило и занимался с ней любовью так, будто она была единственной женщиной в мире. Теперь не осталось сомнений: всему виной были именно ее слова, что она его любит. Скорее всего, Шон втемяшил себе в голову, будто она прилипнет к нему как банный лист. Разумеется, ему не хотелось слышать уверения в любви от пассии, с которой он закрутил шуры-муры всего на неделю.
Грейс пришлось заставить себя сходить в душ и почистить зубы. Она выполняла всю свою утреннюю рутину на автомате. Пока руки-ноги работали, ее мысли блуждали в другом месте. В душе бурлил круговорот из сожалений, обвинений и немалой доли отвращения к самой себе.
О чем она только думала? Грейс корила себя за то, что опрометью завязала Д/с отношения с мужчиной, которого едва знала. Мало того, что она позволила ему делать вещи, которые с ней не осмелился бы сделать даже ее покойный муж, так еще и сама умоляла его об этом. Это же надо было быть такой идиоткой.
И что еще хуже, она уже скучала по нему.
Как раз после того, как Грейс оделась на работу, раздался телефонный звонок, и ее сердце буквально подпрыгнуло. Впервые за это утро ее движения стали осмысленными. Она схватила телефон. Чувство облегчения опьянило Грейс, как наркотик.
— Алло?
Конечно же, Шон не мог не позвонить ей. Его просто срочно вызвали по делам. В конце концов, у него была работа и жизнь в другом штате. Он попросту не хотел ее будить. Наверное, звонит ей сейчас из аэропорта.
— Привет, мам, — услышала она в трубке радостный голос своего младшего сына.
Обычно звонки от детей всегда поднимали ей настроение, но сейчас она поймала себя на том, что ей с большим трудом дается каждое слово. Грейс говорила веселым тоном, хотя у самой сердце рвалось на части. Она стояла, вполголоса произнося все положенные слова, но мыслями была далеко отсюда. Выслушав несколько историй о жизни сына в Остине, Грейс пообещала прислать ему денег на бензин и повесила трубку.
Вот тогда-то она и увидела его: маленький клочок бумаги, прикрепленный магнитом к холодильнику. Трясущимися руками Грейс открепила записку.
Грейс, меня вызвали в Чикаго. Я прекрасно провел время. Спасибо
Четырнадцать слов. Никаких обещаний позвонить. Он ведь сам говорил, что их отношения не ограничатся одной лишь неделей его пребывания здесь. Именно Шон завел разговор о том, что вскоре вернется. Непременно вернется. А иначе зачем он все это ей наговорил?
«Затем, чтобы затащить тебя в постель, дура! Он хотел, чтобы ты была податливой, и так оно и вышло. Ты была именно такой, как он хотел, ровно до того момента, пока не проговорилась, что любишь его. Неужели ты и впрямь думала, что хоть один мужчина, который столь же горяч, как Шон Йоханссон, на полном серьезе захочет иметь сорокалетнюю подружку?»
Этот противный внутренний голос заполнил голову Грейс. Он шептал ей. Всю дорогу до офиса вселял в душу ужасные сомнения. Она слышала его, пока сидела на встрече с Мэттом. И во время перерыва на кофе с Кайлой. Каждый раз, когда она проходила мимо зеркала, он буквально орал на нее.
Грейс пропустила обед, отдав предпочтение работе за компьютером.
— Привет, красавица. Ты сегодня пойдешь на «счастливый час» с нами, неудачниками, или встречаешься с тем своим горячим красавчиком?
Адам Майлз сидел на краешке ее стола. Она даже не заметила, когда он успел присесть. Адам выглядел таким молодым и полным энергии. Грейс осознала, что слишком много времени проводит в компании молодых людей — вот в чем была проблема.
— Нет, у меня полно работы, — ее голос прозвучал безжизненно даже для ее собственных ушей. Она выдавила из себя улыбку. — Как-нибудь в другой раз. — В очень-очень отдаленном будущем.
Глаза Адама, казалось, пронизывали ее насквозь.
— Что случилось?
— Просто голова разболелась. Знаешь, все старушки этим страдают.
Он заметно побледнел.
— Ты не старая, Грейс, — Адам протянул руку, взял ее кисть и переплел их пальцы вместе. — Ты самая прекрасная женщина, которую я знаю. Черт, мне тридцать. Я не намного моложе тебя. И знаешь, женщины живут дольше мужчин лет на семь или около того. Это делает меня практически идеальной парой для тебя. И Джейк. Ему тридцать один. Мы идеально подходим тебе по возрасту.
Это была первая за день вещь, которая смогла ее позабавить.
— Буду иметь в виду. Если мне когда-нибудь понадобится муж-гей, я обязательно дам тебе знать.
Казалось, ее ответ на мгновение потряс его. Лицо Адама стало задумчивым, когда он пристально посмотрел на их переплетенные руки.
— Разве не всем девушкам нужен муж-гей? И, кстати, иногда Прекрасный Принц может явиться в странной обертке. Никогда ведь не знаешь, что поджидает тебя за углом. Грейс, пойдем со мной. Смотри, я ранен. Ты же не откажешь больному в маленькой просьбе?
Грейс окинула Адама долгим взглядом. Было совершенно очевидно, что его глаз немного опух, да и нос выглядел неважно, хотя он и пытался замаскировать все это косметикой. На миг ее жалость к себе отошла на второй план. Она подняла руки, чтобы обхватить его покрытое синяками лицо.
— Ох, милый, что с тобой случилось?
— Меня ограбили. Меня ограбил тупой, одержимый на всю голову засранец.
Адам слегка надул чувственные губы. Этот мужчина действительно был привлекательным до умопомрачения. Хоть он и худощавее Шона, но вне всякого сомнения, Адам Майлз был в отличной физической форме.