Дом, который построим мы

Букша Ксения Сергеевна

– Помирает!
– взвыла теща.
– Сейчас помрет. Ой, спасите Яна Владиславовича, господин Рябинин!

Рябинин только поморщился, - врач открыл дверь, и они с Лукиным зашли.

Ян Владиславович лежал на кровати; в него со всех сторон были понатыканы трубочки и бутылочки. Лицо у Веселухи было грустное, из чего Лукин заключил, что ему, наверное, некомфортно.

– Как мне хреново, - просипел Веселуха, открыв правый глаз.
– Какая сволочь этот Самецкий. Не мужик, а сплошные комплексы... Помираю, и хочу, чтобы вы...

– Никуда ты не помрешь!
– решительно сказал Рябинин.
– Ты

просто притворяешься.

– Не притворяюсь, - Веселуха открыл оба глаза и навел мутные взоры на компаньонов.
– Приказываю вам долго жить. Рябинин, читай Ли Якокку и Хайека. Лукин, не воруй. Новые разработки... у меня в компе, но там не все... найдете на листике...

Рябинин не нашел что ответить на эти горестные распоряжения, и отвернулся вполоборота, а Лукин сказал:

– Это все из-за тендера, Ян, вели вычеркнуть нашу фирму из списка участников.

Веселуха закатил глаза, и врач, забеспокоившись, к нему придвинулся, но Ян Владиславович неожиданно внятно и определенно сказал:

– Только через мой труп.

– Все, хватит, - вмешался врач, - он устал. Кыш, говорю, скажите спасибо...

И он погнал Лукина и Рябинина прочь, выталкивая их в шею, - но они услышали, как вслед им Веселуха вымолвил:

– Слышите! Завтра же мне отзвониться!

Должно быть, на лице у Рябинина отражались разные чувства, потому что родственники и знакомые кинулись ему навстречу и хором воззвали:

– Ну? Что?

– Порядок, - заверил их Рябинин.
– Будет жить. Но как, черт возьми, я ему отзвонюсь? Среди всей этой аппаратуры мобильник не принимает.

Итак, "Амарант" принял окончательное решение участвовать в тендере. Здание было превращено в настоящую крепость; Рябинин, как потомственный дворянин имевший разрешение на охотничьи ружья, призвал предка, и они долго советовались о том, как превратить фирму в настоящий магнатский замок. Хотя сам дом был в плачевном состоянии, подход к нему был только один, что весьма удобно для обороны.

Оставался один-единственный, коренной, решающий вопрос: как снизить цену?

– Мы, конечно, можем на это пойти, - пожимал плечами Лукин, - но в два с половиной раза!

– Дешевые приборы, - сказал Рябинин, откусив от бутерброда с медной проволокой.
– Я разберу наш прибор и вытащу из него все лишнее.

– Как твой младший сын, - усмехнулся Лукин, - ложкой выковыривает из борща цветную капусту.

Рябинин уселся на стульчик, зажал прибор между коленками и принялся выдирать из него винтики и шпунтики. Дело шло туго. Вначале вместо новых дорогих кристаллов были вставлены старые - те самые кристаллы фторида лития. Потом Рябинин, следя, чтобы старые материалы были не менее надежны, чем новые, удешевил все второстепенное, убрал несколько датчиков, - сердце у него разрывалось, - и расчетная себестоимость прибора с торжественным скрежетом уменьшилась на семь процентов.

– Это смех один, - жаловался Рябинин Паше Ненашеву и Лукину.
– Давайте скажем Веселухе, что это смех!

Веселуху уже перевели в палату. Он лежал, благодушный и радостный, мадам Веселуха сидела рядом и чесала директора за ушком, - как Рябинину не хотелось его расстраивать!

– Знаешь что, Ян, - объявил он, глядя под ноги, - тут тебе Лукин сейчас объяснит.

– Да, - сказал Лукин, - цена прибора

должна быть меньше нашей в два с половиной раза.

– Ну и?
– изумился Веселуха.
– Что вас держит, снижайте!

– Да ты понимаешь, что такое снизить цену в два с половиной раза? спросил Лукин язвительно.

– Зато продажи будут большие, - возразил Веселуха.
– Это же тендер. Снизил - и пошел, контракт сразу на большие поставки... знай, ваяй, лепи.

Лукин отошел от директора на два шага, взглядом голубых мошеннических глаз его - окинул, и бровки пшеничные - поднял: "Святая простота!"

– В чем я не прав?
– нахмурился Веселуха.

– Есть такая вещь, называется "операционный рычаг", - доложил Лукин. Это - как изменение выручки от продаж влияет на общую выручку. Чем он больше, тем больше риск от небольших изменений цены. Скидочку пять процентов сделал - и фирма в заднице, доступно?

Веселуха помолчал.

– У нас он - большой, - сказал Лукин.
– Что же ты молчишь, делай нужные выводы.

– Какие же?
– послушно спросил Веселуха финансового директора.

– Пропадем мы с этим тендером, - вывел Лукин.

Генеральный директор посмотрел на него и сообщил доверительно:

– Знаешь, я когда в седьмом классе учился, мне страшно нравилась одна девчонка. Смотрю я на себя в зеркало и думаю: какой я урод, ну хоть бы волосы вились, что ли. Спросил у матери - отчего у одних людей вьются волосы, а у других - нет? Она мне говорит: у кудрявых серы в организме много... В общем, стал я серу из кабинета химии жрать, по чуть-чуть сначала - эффекта ноль, я взял и с горя наелся серой по уши. Когда мать пришла в нормальное состояние, учинила мне допрос: зачем, почему? Я ей и брякнул: "Хотел умереть кудрявым".

– Это к чему?
– удивился Лукин.

– Пойми меня правильно, - сказал Веселуха.
– Оборудовать вузы такими приборами - это очень важно. Стратегическое - не для фирмы, а... вообще. Студенты! Ну, загнется наша лавочка, в конце концов... Новую откроем.

Лукин подумал: "Ах, как я не люблю показуху!" А вслух выругался:

– Романтизм.

– Да нет, - не согласился Веселуха.
– Просто я науку люблю больше бизнеса.

(Рябинин запрыгал от восторга.)

– Все равно романтизм, - выругался опять Лукин.
– Хорошо, чуть-чуть дешевле он будет... но в два с половиной раза? Я не дам тебе продавать ниже себестоимости! Это не только твоя, это и моя лавочка, все дела... не позволю... Только полный идиот... стратегические цели от тактических... все дела... Считать... до последнего патрона... А-а-а-а!

Веселуха полюбовался на него, а потом сказал:

– Вот видишь, Лукин, какой ты стал молодец! За родную фирму - горой! Я же говорил, что работа в реальном секторе экономики принесет тебе пользу.

Лукин захлопнул рот и откланялся. Ему иногда трудно было понять, прислушался Веселуха к его мнению или нет; от этого Лукин каждый раз, выходя из кабинета начальника, трясся от злобы. Веселуха подавлял его вблизи, а вдали - раздражал безмерно.

– В заявке написано: "цена прибора", - сказал Паша Ненашев, поглядывая на Лукина и Рябинина.
– Примерная цена должна быть шесть тысяч долларов. У Самецкого заявлено пять семьсот.