Дом, который построим мы
Шрифт:
– А где эта выставка?
– спросил Паша.
– В Нефтепресыщенске.
– О-о, - простонал Паша, - мне столько не выпить.
В Питере потихоньку наступала весна, а Нефтепресыщенск был еще погружен в густые сугробы и продуваем злыми ветрами. Однако сугробы были не простые, а сахарные, а ветер дышал легким ароматом дорогих духов. Дорожки в городе каждый Божий день посыпались золотым песком. Все дома в Нефтепресыщенске были построены из мрамора и карельской березы, а в теплых внутренних двориках, которые рабы по ночам облизывали языком, били фонтаны
– А у вас-то в Питере богато народ живет?
– спросили их газпромовцы.
– Вокруг нашей фирмы все живут богато!
– гордо ответил Паша.
– Мы градообразующее предприятие. Если вам кто-нибудь будет врать, что Петербург построил Петр Великий, не верьте: этот город вырос из нашей фирмы.
Шумела, гремела по морозу выставка-ярмарка "Без химии не жизнь". Она совпала с масленой неделей, и в угоду газпромовцам все, кто участвовал в тендере, должны были нарядиться в маскарадные костюмы. Наталья Борисовна Денежкина, наряженная лисичкой, стояла рядом с прибором и зазывала:
– Пожалуйте сюда, товарищи-господа, хлопцы и барыни, милостивые государи и государыни! Только у нас, здесь и сейчас! Прибор рентгеновский флюоресцентный, уровень определения пятипроцентный! Двести измерений в день, проверяй кому не лень!
Рядом тусовались сытые газпромовцы и их веселые детки с блестящими глазами; они с интересом смотрели на прибор и на Денежкину с лисьим хвостом и в маске. Тут подбежал Паша, чьей обязанностью было поить газпромовцев можжевеловым напитком, и крикнул:
– Наталья Борисовна, дай десяточку.
– Возьми в кюветке, - сказала Денежкина, беседовавшая с темноволосым горбуном в феске и малиновом плаще.
Паша протянул руку, и стоявшие вокруг детки ахнули: из прибора выползла аккуратненькая новая десяточка!
– Тетя, а нам сделай по десяточке!
– закричали детки.
– Фи, как не стыдно клянчить, - голосом лисы Алисы заметила Наталья Борисовна, - ведь это не простые, это волшебные десяточки. Во-первых, их можно только заработать честным трудом. Во-вторых, их нельзя тратить на всякие пустяки.
– Мы не будем тратить на пустяки!
– пообещал пацаненок лет восьми.
– А как их заработать?
– Очень просто, - ласково сказала Наталья Борисовна, - надо только пойти к папе и рассказать ему про наш чудесный прибор, исполняющий все желания еще до того, как они возникли...
Детки бросились зарабатывать десяточки, а один мальчик, самый предприимчивый, пошел прямо к организатору выставки, Главному Газпромщику. Тот как раз сидел в баре с Пашей. Паша был наряжен старым евреем, а Главный Газпромщик - князем Владимиром Красное Солнышко. Они сидели в креслах, обитых лионским шелком, и пили можжевеловый напиток.
– Господин Главный Газпромщик!
– сказал мальчик горячо.
– Спасибо Вам за наше счастливое детство!
– Да на здоровье, - пожелал тот.
– А с чем пришел?
– Господин Главный Газпромщик!
– сказал мальчик.
– Не вели казнить. Стонет Россия без ихнего
– Все участники тендера обещают нам многие и многие кайфы, - пожал плечами Главный Газпромщик.
– Какие кайфы можете предложить нам вы?
– Какие еще кайфы наша лавочка может предложить великому и могучему Газпрому?
– пожал плечами Паша.
– Только наш прибор: а сердце наше давно принадлежит вам.
– Если мне предлагают прибор без всяких кайфов, - заметил Главный Газпромщик, - значит, выгоды нашего союза понятны и детям. Что нужно Газпрому, то нужно России!
– Аминь, - заключил мальчик благоговейно.
– Аминь, - повторил Паша, содрогнувшись.
От последней фразы Главного Газпромщика пахло, право же, заговором, и переменой образа правления, и сепаратизмом, и глобализмом, - словом, пахло керосином. Но думать об этом Паша не смог, потому что завизжал от восторга и захлопал в ладоши.
– Какие славные люди живут в Нефтепресыщенске, - задумчиво сказала Денежкина, когда они уже прилетели в Питер и возвращались с победой на фирму.
– Такие, право, милые!
Ибо все были одинаково милыми людьми для госпожи Денежкиной, и редко кто избегал этих сладких эпитетов: "милый", "славный", "хороший", - только Веселуха, потому что про Веселуху Денежкина говорила: "великий". И не потому, что Ян Владиславович был ее шефом.
Умнейшая Наталья Борисовна очень хорошо чувствовала людей. От Веселухи разливались по всей фирме жаркие металлические волны. Она и сама, как спектрометр, чувствовала, когда в этих волнах больше медовой меди, когда алюминия, а когда - свинца. Веселуха представал перед нею повелителем, обаятелем. Всегда ли сила и страх ходят рядом? Есть ли богатыри светлые и надежные, как некрашеная липовая ложка? Могучие деревья впиваются корнями в темные глубины, кроной уходят в безлунную бездну. Ян Веселуха, кто ты такой?
Нет, нет, стоп! Не демонизируйте Яна Владиславовича. Для красного словца мы так можем договориться до слова "ипостась"; а потом мы скажем "отнюдь", а там, глядишь, и "харизма", - а это слово не простое: оно происходит от древнего charms, а так в иудейских текстах иногда называли... Нет, лучше бросим от греха весь этот белибердяевский лексикон, и скажем словами великого уоллстритовского спекулянта Лефевра: Веселуха надеялся там, где все боялись, и боялся там, где все надеялись.
О, сладость работы с клиентами, и в стакане чай растет и месяц светит, долька лимона бьется, как о края колодца бьется полная луна! Ну и что, что мы умеем извлекать деньги из окружающего мира? И снимать пенки с кипяченой воды? В Александровском парке все ивы склонились под журчащими и тающими сугробами, а с запада, закрывая солнце, пухнет новая снежная туча. Нежных запахов ручьи среди полянок ледяных, луж и снежных гор. Меркнет в окнах солнце. Последний мартовский снег лег по рогаткам дорог, по изгибам улиц, лег, как парик.