Дом, который построим мы
Шрифт:
– А почему не золото?
– удивилась Денежкина.
– Вы же хотели золотые.
– Я это объясняю так: ваш прибор знает, что платина дороже, - дама качнула большими серьгами.
Все представлялось ей хотя и чудесным, но в принципе возможным.
– Мы сволочи!
– сказал Рябинин.
– Мы мошенники. Я себя чувствую идиотом. Сам сделал прибор и не знаю, как он действует. Позор моей бороде, как говорил старик Хоттабыч.
– Погоди, - посоветовала госпожа Денежкина.
– Не надо себя обзывать словами. Надо просто
– Да зачем!
– вскричал Паша.
– Клиентов разгонять!
– Нет уж, нет уж, - сказал Рябинин, - мы устроим. Потому что честь фирмы - превыше всего! Да, Ян?
Веселуха кивнул. Он, кажется, думал о чем-то своем, упорно глядя в сторону, как портрет, - взгляд его было не поймать.
На следующей неделе "Амарант" действительно устроил нечто вроде дегустации или сеанса черной магии с разоблачением в бизнес-центре "Все дела". Народу пришло много. Занавес разъехался: у прибора сидела Наталья Борисовна Денежкина, рядом переминался на негнущихся ногах Рябинин.
– Мы все здесь собрались, - сказал он, - чтобы показать вам, что наш прибор вам не нужен, и нечего тратить на него столько денег. Мы, конечно, привлекаем клиентов, но не таких идиотов, как вы, а солидные фирмы.
Паша Ненашев в первом ряду покачал головой.
– Поэтому, - вступила Наталья Борисовна, - прошу высказывать самые простые желания, желательно такие, исполнение которых было бы видимым, чтобы все убедились, что наш прибор их исполнять не умеет.
На сцену немедленно вышел мужик в шляпе и сказал:
– Ну, хочу вытащить кролика вот из этой шляпы.
После чего поставил шляпу в кюветку и нажал на пуск. Прибор помигал глазенками, но кролика в шляпе так и не оказалось. Зал зашелестел.
– Отлично!
– воскликнул Рябинин.
– Еще!
Вышла на сей раз дама; жеманно улыбнулась и сказала:
– Ну, хочу стать молодой, как в двадцать лет.
Подставила рожу свою морщинистую под прибор, но эффекта не последовало. Рябинин захлопал в ладоши; зал заволновался, народ переговаривался, в недрах зрело что-то решающее.
– Этого не может быть!
– завопил наконец кто-то из заднего ряда.
– Это вы их подсадили! Я знаю, в чем дело! Да пустите же меня, пустите!
– Интересно, - иронически сказал Рябинин.
– В чем же дело? Сейчас нам расскажут.
Пред очи собрания выскочил шебутной мужик лет пятидесяти, из тех, что ругают правительство и изобретают вечный двигатель. Глаза у него горели.
– Они все врут!
– закричал он и замахал указательным пальцем.
– Они врут! Дело-то вот в чем!
– В чем, в чем, - иронизировал Рябинин.
Веселуха в зале от внимания весь подался вперед.
– А дело-то в том, - высказывался мужик, - что эти люди, которые сейчас
– Потише, - встрял "кроликовод".
– ...и дама не хотела молодеть, - продолжал шебутной мужик.
– А вот кто действительно чего-то хочет, прибор ему потребность устраняет! Причем необязательно, заметьте, тем способом, до которого может додуматься сам человек!
Тут Рябинин прервал мужика:
– Это все очень благородно! Однако как проверить вашу, с позволения, гипотезу?
– А очень просто, - не смутился мужик.
– А ну, народ, у кого проблемы есть! Видимые, такие, чтобы мы все рассмотрели! Чтобы - весомо, грубо, зримо!
В зале послышалось сдавленное девичье хихиканье, произошел некий шум, и на сцену вылез долговязый парень лет семнадцати, с ядовитой улыбкой на прыщавом лице.
– Мучает меня жажда, - сказал он вызывающе.
– Правда! Зуб даю!
"...на холодец", - подумал Веселуха, улыбаясь.
– Прибор!
– воззвал парень.
– Вот я жму на кнопку: утоли мою жажду, прибор!
Все затаили дыхание: не хлынет ли из прибора вода, как из брандсбойта? или минералка? или, быть может, даже пиво? но тут из первого ряда, густо краснея, вылезла какая-то девчонка, вылезла и направилась прямо к парню. Глаза у несчастного распахнулись, как окна, челюсть затряслась.
– А-а-а!
– сказал он.
– Помогите...
И бросился со сцены прочь; девчонка пошла за ним. Все так и застыли в оцепенении.
– По-моему, все ясно!
– сказал шебутной мужик.
– Не желания, а потребности, вот где собака-то! А?
– А по-моему, ничего не ясно, - сказал Рябинин сварливым тоном.
– Тут были эмоции, а нам надо объективный эксперимент. Объективный! Кто?
Некоторое время никто не выходил, но потом, нерешительно перебирая ветхими ножками, по проходу сошла вниз женщина, которую можно было смело называть "старушкой", даже не боясь обидеть. Ей стукнуло уже, может быть, лет сто, может быть, и сто пять - в таком возрасте погрешность в определении даты рождения велика.
– Объясняю свою проблему, - сказала она неожиданно внятно и звучно.
– Я вить по профессии-то певица. Тольки у нас на театре... ну... в коллективе-то взаимоотношения - прямо скажем. Вот хотелося мне, - нараспев, мечтательно произнесла старушка, - всю жизнь хотелося спеть Ольгу Ларину, а чтобы Ленского пел бы... кхм... Сергей Яковлич Лемешев, - тут старушка залилась краской.
– Вот, какая у меня потребность. И теперь живу я... всех уже достала...
– это слово прозвучало в ее устах несколько неестественно, - а пока не спою с Сергеем Яковличем, не помру...