Дом, который сумасшедший
Шрифт:
— Да всех, кто тут живет.
— И Самого Братца Президента?
— Конечно.
— Ты что, хочешь сказать… — В глазах у меня потемнело окончательно. — Ты хочешь сказать, что под Самим Братцем Президентом тоже есть слуги?
— Ну хозяин, если тебе так больше нравится. Что-то вроде счастливчика, но только механического.
— Понятно, — успокоился я. Ну, заговаривается братец, так ведь он с приветом. — Ничего себе счастливчик, быть бы мне таким счастливчиком с такой-то короной!
Братец Принцесса вдруг здорово разозлилась, а разозлившись, сорвала с головы и спрятала в сумочку свою двадцатиоднозубую
— Когда ты со мной, ни перед кем, слышишь, ни перед кем не смей снимать свою дурацкую корону!
Несколько минут после этого приказа мы молчали. Самодвижущаяся дорожка свернула за угол одного из домов. Я увидел магазин, в витринах которого было и то, чего не было, так как этого не могло быть никогда. Я подумал, что это мне только кажется от темноты в глазах, отвернулся, но увидел кое-что еще почище в витринах магазина напротив того магазина, в витринах которого мне казалось. Это «еще почище» мне казалось вдвойне. Отворачиваться больше было некуда. Тут мой умный ум решил, что я свихнулся окончательно и что, скорее всего, магазины мне тоже только кажутся. Я спросил:
— А в Великой Мечте есть магазины?
— Ты что, не видишь? — удивилась братец Принцесса.
— Вижу, но только я думал… А я думал, что тут все бесплатное.
— Для тех, кто тут прописан, действительно бесплатное.
— Зачем же тогда магазины? Я думал, все, что только захочешь, тебе доставляют прямо в твой шикарный дворец.
— Доставляют, если захочешь.
— Ну вот, я же говорил братцу Моне Лизе… — Вспомнив о братце Моне Лизе, я замолчал, но ненадолго — меня разбирало на части любопытство и выяснив, что ничего мне не казалось, я вертел короной из одной стороны в другую. — А я думал, что в Великой Мечте живут только братцы из Кабинета Избранных, а тут вон сколько братцев…
— Двадцать первый ярус свободно посещают девятнадцати— и двадцатизубочники. начала объяснять мне братец Принцесса, — а также приезжающие в Наш Дом из других Домов, особенно — с Верха…
— Не может быть. Не могут сюда приезжать приезжающие с Верха псевдобратцы — у нас с ними теплая война.
— А они все равно приезжают.
Я спорить не стал. Ну, заговаривается братец, ну и ладно… Что же это мы строили Великую Мечту для того, чтобы в ней делали покупки псевдобратцы?! Во заговаривается! А братец Принцесса продолжила:
— Прописку Великой Мечты имеют только Избранные, включая сюда оппозицию, и члены их семей…
— Что такое «семья», Принцесса?
— Группа людей… ну братцев, живущих вместе… А также многочисленные роботы, их обслуживающие. В нашем дворце, например, около сотни роботов. Моя мать говорит…
— Что такое «мать»?
— Пилатик, ты не знаешь? Мать — это женщина… это братец, несколько от тебя физиологически отличающийся, которая меня родила.
— Братец, которая тебя… что?
— Родила. Это как?
— А как, по-твоему, появляются дети?
— Маленькие братцы?
— Ну да, маленькие братцы.
Этот коварный вопрос в Нашем Доме обсуждать было не принято, считалось, что появление на свет маленьких братцев является одним из домовых таинств, правда, из разряда таких, о которых, согласно инструкции, все братцы имели ясное представление.
Я услышал, как в моем желудке загудело от напряжения мысли в извилинах кишок.
— Всем известно,
Я замолчал. Братец Принцесса сначала кашлянула, а потом спросила:
— Надувают и вырезают?
— Конечно, надувают, а как же иначе мог бы проникнуть в живот маленький братец? Конечно, вырезают, а как же еще маленький братец смог бы выйти из живота? Опять через пупок, что ли? Это все неопровержимые факты, точно установленные нашей мыслеводимой Самим Братцем Президентом самой научной во всем Нашем Общем Доме наукой.
— Иначе? Ну как… Вот если, например, мы сегодня трахнемся…
Я протестующе замотал короной.
— Это слово нехорошее!
— Трахнемся?
— Да. И я очень тебя прошу нехорошие слова при мне не произносить.
— Почему же оно нехорошее?
— Потому что оно плохое.
— Почему плохое?
— Потому что в приличном обществе его не принято употреблять.
— А в твоем приличном обществе принято заниматься тем, что это слово обозначает?
— Естественно. Хорошее это занятие? Еще бы!
— Почему же тогда хорошее и принятое в приличном обществе занятие нельзя называть обозначающим это занятие словом?
— Почему-почему… Да потому что оно нехорошее!
— Само слово?
— Да.
— Скажи, звук «т» хороший?
— Хороший.
— Звук «р» хороший?
— Хороший, «а»? Конечно.
— Звуки: «х», «н», «е», «м», «с», «я»?
— Вполне хорошие домовые звуки.
— Т-р-а-х-н-е-м-с-я.
— Я протестующе замотал короной.
Это слово плохое.
— Ну ладно, пусть будет так, пусть это слово плохое само по себе… Если эту ночь мы с тобой проведем вместе, занимаясь тем, что «еще бы!» и чем в приличном обществе заниматься принято, но только почему-то обозначено не принятым в этом обществе словом, то ровно через девять месяцев я рожу тебе ребенка, причем без всяких специальных циркуляров и указаний Самого Братца Президента!
— Без циркуляров и указаний вообще ничего не бывает, — вставил я.
— Рожу! Человека, а не братца! И никто мне его из живота вырезать не будет!
— Через пупок он тебе явится, что ли?!
— Не через пупок, а через кое-что еще, что также в твоем приличном обществе называть своим именем не принято!
— Это через что же?
— Да ну тебя, — махнула на меня рукой братец Принцесса, лицо которого вдруг сильно побелело.
А я не отступал. Я знал, что все эти бредовые бредни можно опровергнуть только здравой логикой.