Дом Монтеану. Том 1
Шрифт:
— Я не хотел сюда идти, потому что здесь мне некомфортно. Я как будто заперт в клетке, словно меня поймали, и мне придётся защищаться. Все мои рецепторы сейчас напряжены. Я становлюсь им, Флорина. Я чувствую это.
— Ты не твой отец, Томaс. Ты просто ощущаешь свою сущность, которую подавлял. А сущность такого не прощает. Она любит быть свободной. То же самое случилось и со мной. Я подавила её полностью, и теперь она не появляется. Но я уверена, что ты сам никогда не позволишь себе причинить вред невинным. Ты другой, Томaс. Ты вампир, но это не значит, что ты жестокий ублюдок. Вампиры должны жить в согласии со своей сущностью. Мы же давно перестали
Томaс издаёт рык и сразу же обращается. Его ногти впиваются мне в шею, и он облизывается.
— Тебе нравится больше моя тёмная сторона, Флорина? — хрипит он, скользя острым ногтем по моей щеке.
Я улыбаюсь ему. Мне совсем нестрашно. Меня не пугают его острые зубы и ногти, немного увеличившееся тело, сила или тёмные с алыми капиллярами глаза.
— Мне нравится в тебе всё. И плохое, и хорошее, и отчаянное, и нуждающееся, и ранимое, и презираемое тобой. Всё, потому что это ты. При отсутствии хотя бы одной характеристики это был бы уже совсем другой Томaс. А этот Томaс для меня идеален.
— И даже если моя тёмная сторона станет ужасающе жестокой?
— Даже если и так. Меня не напугать сложностями, Томaс. Я живу в них с рождения. Это мой мир. Теперь это и твой мир. Ты вернулся домой, Томaс. Ты дома.
Ожидаю, что сейчас он улыбнётся мне или рассмеётся, но из груди Томaса вырывается рокот. Боевой рокот. Мой отец так делал, когда предупреждал о смертельной опасности на поле боя или, вообще, когда мы были рядом, и на нас готовы были напасть.
Моё лицо вытягивается, когда Томaс сильнее хватает меня за шею и дёргает за ткань комбинезона на груди. Меня дёргает вперёд, ткань с треском рвётся, а его жестокий поцелуй подавляет мой испуганный вздох. Томaс, крепко удерживая меня за шею, терзает мой рот, врываясь в него языком. Я подаюсь вперёд, прижимаясь к его настойчивой руке, разрывающей мой комбинезон дальше.
Он лишь секунду даёт мне на то, чтобы сделать глоток кислорода, прежде чем бросает на кровать. Я не успеваю уловить тот момент, когда он подхватывает меня и укладывает на постель. Он вновь жёстко целует меня, царапая мою кожу рта зубами и клыками. И это поистине сексуально для меня. Моя кровь попадает мне в рот, и он высасывает её, обхватывая мой язык губами. Я цепляюсь за его плечи, пытаясь раздеть, но он перехватывает мои руки и поднимает их над головой, припечатывая к постели.
— Томaс, — выдыхаю я.
— Познакомься с моим животным, — рычит Томaс, прикусывая мою шею.
Волна удовольствия прокатывается по моему телу, и я облизываю губы. Его ладонь скользит по моей груди, и он обхватывает её, сжимая в руке. Его язык вырисовывает круги на моей коже, медленно спускаясь ниже.
— Будь тихой и не опускай руки, — требует он. — Поняла меня?
— Да…
— Послушная королева, — хмыкает он, удерживая со мной зрительный контакт. Его длинный язык кружит по ореолу моего соска, вынуждая выгнуться, пока он ногтем другой руки играет с твёрдой вершиной груди. Я закусываю губу, проглатывая стон. Его губы смыкаются на моём соске, и он посасывает его, продолжая играть с ним кончиком языка. Я жмурюсь от сильнейшего жара, опалившего меня изнутри.
Томaс внезапно кусает меня за грудь, вынуждая ещё сильнее сжать губы от притока обжигающего жара к низу живота. Мои бёдра начинают двигаться, пока он пьёт мою кровь. Немного, но достаточно для того, чтобы возбуждение перешло на иной уровень. Где-то далеко в сознании я помню, что мы должны сконцентрироваться… но вот моё тело полностью подчинилось голоду Томaса. Я пытаюсь, клянусь, пытаюсь схватить мысль о воздержании, о неподходящем времени и месте, но поражена ядовитым желанием.
— Боже, — выдыхаю я и не сдерживаю стон.
Это невыполнимо. Томaс грубо разводит мои ноги и впивается губами в мой клитор. Я стараюсь быть тихой… правда, но и это невыполнимо. Вся моя чётко выстроенная система в голове летит к чертям собачьим. Пока Томaс дорывает на мне одежду, его язык ловко теребит мой клитор. Он всасывает в себя возбуждённый бутон, вырывая из моей груди ещё один стон, а потом ещё один, когда его зубы царапают нежную кожу. Я жмурюсь со всей силы, мои ноги начинают дрожать, Томaс удерживает меня за бёдра, словно высасывая все соки возбуждения из меня. Меня охватывает дрожь, она бьёт мои бёдра, пальцы ног, мозг и грудь. Хватаюсь за неё и сжимаю свои соски, когда на меня обрушивается оргазм. Я выгибаюсь и распахиваю рот в беззвучном крике освобождения, цепляясь за волосы Томaса и вжимая его в себя.
Моё тело дрожит от пережитого оргазма. Томaс мягкими поцелуями поднимается по моему телу и оказывается напротив моего лица. Он нежно целует меня в губы и ухмыляется.
— Ты до сих пор в одежде, — упрекая его, пытаюсь восстановить дыхание.
— Я в порядке. Это было только для тебя, чтобы ты расслабилась, Флорина, — Томaс проводит ладонью по моей щеке, а я хмурюсь. Он вернул свой человеческий облик.
— Но почему? Разве секс — это не обоюдное удовольствие?
— Секс ради самого секса — глупое занятие. Я предпочту пережить этот раунд, а тебе нужно поспать, Флорина, — Томaс выпрямляется и снимает с меня клочки одежды, бросая их на пол, вместе с ботинками.
— Но…
— Спать, — безапелляционно произносит Томaс, накрывая меня одеялом.
Я привстаю на локтях, наблюдая, как он раздевается и аккуратно складывает свою одежду на кресло. Хмыкнув, перевожу взгляд на мусор, в который он превратил мою одежду, и снова хмыкаю.
— Что? — спрашивает Томaс, забираясь в кровать и обнимая меня одной рукой.
— Ты такой педант, — усмехаюсь я.
— В отличие от тебя я не модник. Я ношу одно и то же уже примерно десять лет. Поэтому я берегу свою одежду.
— Почему? Ты же можешь позволить себе новую одежду? И к слову, я не модница. Ты видел мой стиль.
— Да, тридцать семь чёрных толстовок. И это определённо делает тебя модницей.
Фыркнув, я пихаю его в плечо, отчего он тихо смеётся.
— Отвечай на вопрос, Томaс.
— Я не вижу смысла. Никогда не гнался за богатством, властью или популярностью. Мне это безразлично. Когда я жил в деревне, то носил одежду очень долго. Мне не давали даже сшить себе новую, поэтому я научился экономии.