Дом Монтеану. Том 2
Шрифт:
— Стан, — шепчу я.
— Но мы хорошо повеселились. Мы танцевали в притоне и пили, а потом попробовали морфий? Помнишь…
— Да, ты решил, что теперь ты осёл и стал изображать осла. Я смеялась громче всех.
Стан улыбается потрескавшимися губами, а в моей груди растекается чёрная боль, проникая всё глубже в меня.
— Видишь. Ты можешь смеяться. Ты можешь смеяться сейчас. Потому что плевать на всё это. Насрать на них, Русо. Мы можем смеяться, потому что мы вместе. Мы снова вместе.
Мои глаза застилают слёзы, и я киваю. Мои ноги снова путаются, и я чуть не слетаю
— А помнишь…
— Достаточно! — орёт Томас. Его голос прорывается сквозь мой кокон абстрагирования. — Заткнись, Стан, иначе я тебя просто убью!
— Помнишь наш домик? Домик, в котором мы прятались, и у нас там был тайник. Помнишь? Я бросил тебя с Гелой, сбежав от тебя, а ты… ты ждала меня. Ты всегда ждала меня. И я был в том домике, Русо…
— Боже, Соломон, убей его! Давай! Он уже задолбал!
— Русо, я был в том домике и увидел то, что ты там прятала. Это были детские вещи, твои вещи, которые ты сохранила, чтобы подарить их моей дочери. Моему ребёнку! Ты прятала их там вместе с запиской, словно была уверена в том, что умрёшь! Ты…
Краем глаза я замечаю, как Соломон выхватывает пистолет и приближается к Стану. Моё сердце начинает биться так быстро, что кажется, сейчас разрушит грудную клетку. Шум и гул нарастают. И в какую-то минуту, когда звуки становятся невероятно громкими, отчего я не могу сконцентрироваться, смотрю в глаза Стана. Я моментально проваливаюсь в чёрную дыру, которая отматывает наши с ним дни в обратной хронологии. Наши безумства, споры, разговоры, побеги, танцы, погони. И вот я дохожу до нашей первой встречи. И взгляд этих добрых и внимательных глаз превращается во взрослый и любящий меня.
Один вздох. Одна капля крови, падающая на пол с шеи Стана. Одна секунда. Один взгляд, чтобы рассчитать высоту. Одна возможность.
Стан продолжает говорить, а я делаю лишь один вздох. Один вздох. Но как много может произойти за один вздох? Для вампиров многое.
Я ощущаю давление в своей груди, а затем в челюсти. Моя голова взрывается от боли, а ногти удлиняются.
Один рывок. Я разбегаюсь. Лезвие резко взмывает вверх, и я отталкиваюсь от дорожки, в одну секунду обращаясь. Я и забыла какая это свобода. Мои кости хрустят, пока перестраиваются, а я лечу, хватаясь за верёвку, падающего лезвия. Мои пальцы касаются верхней части лезвия, и я вырываю его. Приземлившись на пол, я ударяю по руке Соломона, разрубая её в месте сгиба, и пистолет падает вместе с отрубленной плотью. В этот момент никто не успевает понять, что происходит, а я пробегаюсь по залу и останавливаюсь на возвышении, закрывая собой Стана. Подняв лезвие, я улыбаюсь. Оно всё покрыто кровью, и теперь начинают падать вампиры, которых я только что убила. За одну секунду.
Кровь капает с лезвия, и этот звук кажется оглушающим. Становится настолько тихо, что я даже могу сказать, какой пульс у каждого. Провожу языком по своим клыкам и улыбаюсь ещё шире.
— А помнишь, Стан, как мы убивали? Ты и я? Помнишь, как мы обменялись кровью, чтобы выжить? Помнишь, что я обещала тебе, что ты никогда не умрёшь, и я всегда
Я вернула себе свою сущность. Стан её вернул, заставив меня вспомнить и принять прошлое, соскучиться по нему и призвать его сюда. И вот моя сущность. Вампир, уже убивший дюжину других всего за секунду, и я убью ещё больше, а это лишь начало.
— Твою мать! Моя рука! — орёт Соломон.
— Боже, — шепчет Радимил, делая шаг назад. Сав бледнеет и опускает голову. Наима отшатывается и прячется за Радимилом. Томас единственный, кто остаётся стоять впереди. Вокруг раздаются крики, и паника лишь нарастает, а я подбрасываю лезвие и крепче хватаюсь за него.
Наклоняюсь и дёргаю металлические прутья, удерживающие Стана. Я освобождаю его, когда замечаю движение. Мне больше не нужно оборачиваться. Выпускаю металл из рук, швыряя его прямо в лицо нападающего. Искорёженный металл разрывает его черепную коробку и мозг, и он падает недалеко от моих ног.
— Даже не думайте приближаться, я убью любого, — рявкаю, ища рукой Стана. Его холодные и покрытые ранами пальцы касаются меня. Я крепко обхватываю его, и он встаёт.
Томас всё же приближается. Я крепче хватаюсь за лезвие и угрожаю им. Он подходит ко мне и, усмехаясь, останавливается лишь в паре сантиметров от лезвия.
— Что ж, теперь я готов начать переговоры, Флорина. В бойне нет смысла.
— Ох, нет смысла, да что ты говоришь? Хрен тебе, а не переговоры, Томас. Это война. И я объявляю тебе войну. Никаких переговоров, я выиграла. Жизнь Стана моя. Так что лучше отвали, — рычу я.
— Всё может быть менее драматично, Флорина.
— Да пошёл ты. Ты убил моего дядю. Ты убил…
— Да, убил, а ты убила мою семью, как и… хм, уже четырнадцать моих подданных. Так что переговоры — это лучшее решение, принцесса.
— Вряд ли, — мои пальцы белеют от силы, с которой я держу лезвие у горла Томаса. Только вот ему не страшно, потому что, перерезав ему горло, я всё равно его не убью. Мне нужно резать его постоянно, а потом уничтожать кусочки. Резать и уничтожать. Вероятно, съесть. Да, сейчас я чувствую голод и вонь крови. Я хочу пить. Хочу выспаться и, наконец-то, искупаться.
Раздаются щелчки вокруг нас, и я понимаю, что мы на прицеле и не одном, а на сорока прицелах. Пока Соломон стонет и якобы умирает, оскорбляя меня, я хватаюсь за Стана.
— Отпусти его, и я соглашусь на переговоры, — говорю Томасу.
— Нет. Стан будет моим пленником до тех пор, пока я не получу то, что хочу. Он отлично тебя мотивирует, Флорина. Видишь, ты даже сущность свою вернула, и я должен сказать, что она… невероятно прекрасна, — Томас широко улыбается и даже смеётся, словно мы здесь находимся на светской беседе.
— Стан уйдёт.
— Нет. Вы на мушке, Флорина. Я кивну, и из Стана сделают сито. Он не успеет регенерировать и умрёт. Он слишком слаб и даже едва стоит, поэтому будет разумно провести переговоры, — Томас бросает взгляд на Стана, и тот вздрагивает у меня за спиной, а потом издаёт хриплый стон.