Дом на городской окраине
Шрифт:
Заметив в толпе бухгалтера, Турль закричал:
— Эй! Пан Михелуп! Как делишки, пан Михелуп? Что поделываете, пан Михелуп? Как поживаете, пан Михелуп?
Бухгалтер опустил глаза и что-то пробурчал. Но успел заметить, как Турль ткнул в бок Турля пониже рангом, и тот расхохотался.
Побледнев, Михелуп сказал доктору:
— Об этом господине мы еще когда-нибудь прочтем в отделе происшествий. Помяните мое слово!
Но доктор его не слушал: только пялился на часы и шевелил губами. Репродуктор теперь хрюкал комическую песенку; бухгалтер качал головой и постукивал в такт кофейной ложечкой;
Вдруг наш герой испуганно огляделся:
— Где дети?
— Только что были здесь, — ответила жена, — наверное, куда-то ушли…
Михелуп вскочил:
— Где дети? О господи, куда девались дети?!
Уже стоя, он принялся ругать жену:
— Почему ты не смотришь за ними? Где у тебя глаза?
— Да я… — начала было пани Михелупова.
— Ты… ты… — сипел Михелуп, — ты легкомысленная женщина… Тут озеро… я должен смотреть за всем… если с ними что-нибудь случится… разнесчастный я человек…
— Постой, да ведь…
Но бухгалтер уже ничего не слышал, он помчался разыскивать детей.
Обежал вокруг ресторации, в отчаянии выкрикивая:
— Маня! Иржик! Где вы? Немедленно вернитесь! Сюда, сюда… Идите к папочке!..
На дворе полукругом стоят запаркованные автомобили. На них глазеет несколько человек: горожане, попыхивающие сигарами, подростки в пестрых пуловерах, светские львы в брюках-гольф, с трубками во рту; тут же околачиваются и деревенские парни в нескладных праздничных костюмах, напряжено прямые, с пустыми голубыми глазами. Все эти люди впиваются взглядами в блестящие лимузины, задумчиво дотрагиваются до их капотов; светские львы в брюках-гольф обходят машины, слегка покачиваясь в бедрах. Казалось, все эти люди совершают тихое богослужение, славят божков Скорости, принявших подобие лимузинов, машин с открытым верхом, спортивных автомобилей.
Тут-то и нашел Михелуп очкастого мальчика и девочку. Он услышал, как мальчик объясняет:
— Это отличная машина, с восьмицилиндровым двигателем!
— Дурак, — возразила ему девочка. — Здесь вовсе не восьми, а шестицилиндровый двигатель, да будет тебе известно…
— Сама ты дурра! Посмотри, какой длинный капот… У шестицилиндровых таких не бывает!
— Лучше никому этого не говори, осрамишься, — усмехнулась Маня, — это шестицилиндровик с передним приводом, поэтому и капот такой длинный…
Гимназист понемногу сдается. Девочка права. И чтобы окончательно не утратить авторитет, он с видом знатока добавляет:
— Но драндулет что надо…
— Верно, драндулет что надо, — соглашается Маня, — только бензину жрет…
— Потребляет она много, — рассудительно поддакивает Иржи, — а это большой недостаток…
Иржи сделал открытие, что машина иностранная, потому как управление у нее слева, и сразу вырос в глазах сестры.
У бухгалтера отлегло от сердца: его потомство цело и невредимо. Он выслушал их суждения об автомобилях и заметил, что не любит, когда дети забивают себе голову всякими глупостями. Главное место в мозгах должны занимать знания, за которые приходится платить деньги. Предпочтение нужно отдавать купленным знаниям!
— Лучше
Но в душе ликовал, что у него такие умные дети — любую мелочь подметят.
«Это же мудрецы… И непоседы… Все видят насквозь, глаза как у мышек! И это мои дети! Надо бы что-нибудь им купить, если подвернется случай…»
— У нас в гимнажке, — сказал мальчик, — некоторые ребята собирают номерные знаки от машин. Впереди всех Крейза Йозеф из нашего класса. У него записано больше всех. Зато у Микишки — весь ЦеДе.
Бухгалтер хотел знать, что такое ЦеДе.
Гимназист объяснил, что так начинается номерной знак дипломатического корпуса.
— Да что там ЦеДе! — продолжал очкарик. — Один малый, Штейнбах Карел, собрал целую коллекцию иностранных знаков. Раздобыл даже номерной знак сиамскго короля! Вот это да!..
— А как учится это Штейнбах Карел? — допытывался бухгалтер.
— Француз вызывал его предков, — сознался Иржи.
Бухгалтер вознегодовал.
— Как ты выражаешься, невежа! Надо сказать: Преподаватель французского языка приглашал в гимназию его родителей… Сколько раз я тебя учил: о педагогах надо говорить вежливо… Вот дам оплеуху — будешь помнить! Стыдись! И это воспитанный мальчик! Хорошенькую радость ты доставляешь папочке… Посмей только дружить с этим Штейнбахом!..
— Я с ним не дружу… — защищался гимназист.
— То-то! Ведь такой чему угодно тебя научит. Ты должен добиваться дружбы тех, кто хорошо учится, а плохих учеников сторонись!
Тени удлинились, все кругом потемнело, завихрился прохладный ветерок. Горожане, раздраженно галдя, наперебой спешили расплатиться. Между столиками, услужливо склонив головы набок, носились официанты и рассчитывались с клиентами. Большеухие мальчики в белых курточках собирали выложенную на скатерти мелочь. Толпа с шумом поднималась из-за столиков.
Доктор завел мотор, рассеянность снова исчезла с его лица: увядшие щеки напряглись, глаза заискрились бодростью. Больной человек превратился в предприимчивого хвата, властелина времени и покорителя пространств.
— Жаль, — вспомнил бухгалтер, — что с нами не было бабушки. Целыми днями сидит дома, никуда не выходит. Ни-каких-то у нее радостей, у бедняжки… Ей тоже необходимо по временам глотнуть свежего воздуха и получить новые впечатления…
Пани Михелупова не стала отвечать, но подумала: «Этого нам только не хватало! Мало мы натерпелись от нее дома!»
В деревнях уже зажглись огни, на небе загорелись звезды. В полях стрекочут кузнечики, а откуда-то издалека доносятся звуки гармоники. Узенький серпик месяца прокладывает себе путь между разодранными облачками. Бесперебойно, монотонно гудит мотор, доктор растроганно прислушивается к его песне и говорит себе: «Вот она какая, моя „америка“! Кто с ней сравнится? С кем хочешь потягается…»
Мотоциклы следуют за длинным блестящим автомобилем, как акулы за кораблем. Честолюбивые девицы побуждают своих возлюбленных перегонять автомобили. Мотоциклисты стараются изо всех сил, хотят отличиться перед своими возлюбленными.