Дом неистовых клятв
Шрифт:
— В ней течёт шаббианскя кровь, Ваше Величество.
— Хорошо. Давайте с этим покончим.
Она кивает.
— Тебе также стоит подойти ближе, так как мне придётся нарисовать магический знак на ваших руках.
Тело Данте напрягается. Несмотря на всё его желание сделать меня своей, он, кажется, не очень-то хочет подходить слишком близко к колдунье.
Пока он таращится на пальцы Мириам, которые скоро покраснеют от её магии, я начинаю ломать голову в поисках выхода из этого брака. Единственное, что приходит мне на ум, это упасть в обморок.
Несмотря на то, что я не стремлюсь получить сотрясение мозга, я решаю попробовать и, задыхаясь, говорю:
— Мне нехорошо.
Упав на пол, я притворяюсь мертвой.
— Вставай, Фэл.
Нет. Ни за что. И когда отвратительный запах гниющих зубов ударяет меня в лицо, я притворяюсь ещё более мёртвой.
— Может ли Мириам провести обряд, пока Фэллон без сознания?
Злость пронзает моё тело, заставляя меня сжать челюсти, а мою грудь — окраситься гневным румянцем.
— Да, — говорит Мириам.
Чёрт бы тебя побрал, мегера. Мало того, что меня сейчас выдадут замуж за психопата с галитозом, помешанном на власти, так ещё я, оказывается, понапрасну заработала себе новую шишку на голове.
Чьи-то руки подхватывают меня, но их тут же заменяют другие руки — с более короткими и шершавыми пальцами.
— Я подержу её, Маэцца. Ваши руки должны оставаться свободными.
Ну, конечно же, мне на помощь пришёл Юстус Росси. Ведь он ждёт не дождётся выдать меня за своего короля.
Мне очень хочется продолжить разыгрывать из себя тряпичную куклу ещё какое-то время, так как мне больно смотреть на то, как Данте лишает меня очередной свободы, но мои веки поднимаются.
— А-а. Тебе уже лучше, мойя?
— Нет, — огрызаюсь я.
И ухмыляясь, как безумец, в которого он превратился, Данте спрашивает:
— Готова стать моей, Заклинательница змеев?
Я наклоняю голову, и хотя нонна учила меня не провоцировать чистокровок, я не могу сдержаться и издаю шипение:
— Я никогда не стану твоей.
— Позволь мне выразиться иначе.
Голубые глаза Данте враждебно вспыхивают.
— Ты готова к тому, что твоя кровь станет моей?
— Да, пожалуйста! Моя кровь всё равно бесполезна.
Кожа на его виске начинает подёргиваться из-за пульсирующего нерва, и он переводит внимание на Мириам.
— Продолжай, стрега.
— Надрежь свою руку и руку Фэллон, затем соедините руки, чтобы ваша кровь смешалась.
Данте быстро разрезает свою ладонь, после чего приближает ко мне окровавленное лезвие. Я сжимаю руки в кулаки и убираю их за спину.
— Твою ладонь.
Я качаю головой.
Данте сжимает
— Не заставляй меня сломать тебе пальцы. Или пальцы Антони.
Из моего горла вырывается слабый вздох, и я разжимаю кулак. Он проводит лезвием по моей ладони. И точно волны позади корабля, моя плоть расходится в стороны, и появляется небольшая кровавая рана, не шире, чем шов на моих зимних колготках.
Но прежде чем Данте успевает засунуть меч обратно в ножны, Мириам кивает на свой указательный палец.
— Пожалуйста, проткни мою кожу, Ваше Величество.
Фейри пристально изучает протянутый ему указательный палец, словно подозревает её в обмане.
Я молюсь о том, чтобы это был обман.
ГЛАВА 8
Данте поднимает меч и направляет его кончик в сторону Мириам. Его пальцы так сильно сжимают рукоять, словно он пытается не дать ей завладеть его оружием. Но Мириам не пытается украсть его меч. Она всего лишь прижимается к его острому кончику, и на её пальце начинает пузыриться кровь.
Слёзы, которыми наполнились мои глаза, вырываются наружу. Я ненавижу тебя, Бронвен. Как же я, мать твою, тебя ненавижу. Я надеюсь, что Лор тебя выпотрошит.
— А теперь соедините руки и подойдите ближе.
Мириам кивает головой на свою руку, покоящуюся на подлокотнике, и грива её каштановых волос перекидывается через костлявое плечо. Несмотря на длину волос, эта шаббианка напоминает попрошайку, которой отчаянно необходимо помыться и сытно поесть.
— Это ловушка! — бормочу я, когда Данте берёт мою руку.
Между его бровями появляется складка.
— Росси?
— Это не ловушка. Я бы мог заключить сделку, чтобы доказать это, но в этом нет особой необходимости.
Где-то в глубине своего измученного сознания, я начинаю размышлять о том, что он только что сказал. Что значит, в этом нет особой необходимости?
— Ластра, накорми генерала солью, — командует Данте.
— Я сам могу себя накормить.
Юстус шарит в кармане своего мундира в поисках золотой табакерки, которую он доставал для меня в тот день, когда я приезжала на Исолакуори на слушание. Рубины, которыми инкрустирована крышка табакерки, сверкают, когда он открывает её большим пальцем и берёт щепотку.
Как только Юстус проглатывает её, Данте спрашивает:
— Это ловушка, Росси?
Я всматриваюсь в напряжённое лицо Данте — лицо, которое я когда-то знала очень хорошо и одновременно не знала. Множество вопросов горят у меня на языке, один из которых: Как давно ты решил использовать меня?
— Это не ловушка, Маэцца. Вы выйдете из этого подземелья связанным с моей внучкой, так же как я связан сейчас с Мириам.
Я начинаю кричать как резаная и молюсь о том, чтобы мой голос проник сквозь камень и его услышал какой-нибудь добрый самаритянин. Может быть, один из слуг Росси…