Дом неистовых клятв
Шрифт:
Пока я рисую на потолке ещё больше неровных кровавых линий, мне в голову приходит одна мысль.
— Ифа? Куда они её дели, Юстус?
— Я перенёс её в спальню своей матери. Её сестра тоже там. Как и мой сын.
Юстус не произносит имени Ванса, потому что не хочет, чтобы Антони связал всё воедино?
На случай если я права, я решаю помолчать об этом.
— Я думала, что вороны не могут проникнуть в дом.
— Живые.
Когда кровь отливает от моего лица, он добавляет:
— Я имел в виду, что обсидиановые вороны вполне могут.
Потолок начинает
— Ещё.
Должно быть, Юстус почувствовал, как море движется вдоль обсидианового туннеля, потому что добавляет:
— Добавь ещё больше линий.
Я делаю, как он говорит. Я рисую волны от стены до стены, используя кровь из каждой раны на своей плоти, пока с потолка над нашими головами не начинает капать. Сначала я решаю, что это кровь, но затем замечаю мокрую каплю, которая течёт по тыльной части моей ладони. Она чистая, как роса. Я оглядываю чёрный камень в поисках трещины и резко вздыхаю, когда на меня начинают сыпаться камни.
— Нам нужно возвращаться в…
Кусок обсидиана отделяется от потолка и врезается в пол, загородив нам путь в дом Росси.
— Бежим в спальню!
Мой дед хватает меня за запястье и тащит в открытую дверь.
Я содрогаюсь, как только переступаю порог комнаты, в которой Данте лапал меня, а затем содрогаюсь ещё больше, но не от отвращения. На этот раз сотрясается пол, и это похоже на вибрацию Минимуса, когда он доволен.
— Сработало?
Юстус потирает лоб, вероятно, чтобы смыть с него следы моей крови, потому что он снова становится видимым.
Несколько факелов, которые всё ещё горят в коридоре, начинают шипеть, когда в потолке появляются новые трещины, из которых теперь сочится вода.
Когда очередной грохот сотрясает замок из обсидиана, а трещина на потолке коридора удлиняется, Юстус начинает молиться себе под нос.
— Не думала, что вы набожный, — бормочу я.
— Я очень даже верю в Котёл. Но сейчас я не молюсь; я перебираю свои самые любимые моменты на этой земле, на случай, если умру.
Я закатываю глаза.
— Вы чистокровка. И ваша стихия вода. Небольшой заплыв в море вам не повредит.
— Я боюсь не моря. А твою пару, так как он наверняка думает, что это я заманил тебя внутрь.
— Я смогу его…
Слово «переубедить» вылетает у меня из головы, когда его восхитительный — и невероятно сердитый — голос раздаётся между моими висками.
«Мы сломали потолок, Лор!»
Я молюсь о том, чтобы молчание моей пары было связано с тем, что он смотрит на бурлящее море, в то время как наша тюрьма всасывает Марелюс в своё чёрное чрево.
«Море, Лор. Лети к морю. Я уже иду».
Он так и не отвечает.
Хриплый вздох срывается с моих губ, когда что-то мокрое падает мне на лоб. Я хмурюсь, но затем замечаю влагу, которая собралась вдоль
— Нарисуй себе жабры на шее, — голос Юстуса эхом отражается от чёрных стен. — Это поможет тебе дышать.
— Но разве вода не смоет знак? — кричу я в ответ.
— Нет. Кровь впитается в твою кожу, и некоторое время ты сможешь дышать под водой.
Удары всё не прекращаются, а потолок продолжает рушиться, точно змеи швыряют в него гондолы.
— Сколько это будет продолжаться? — спрашиваю я, обагряя кончики пальцев кровью.
— Достаточно долго, чтобы доплыть до поверхности без кислорода; но недостаточно долго для того, чтобы доплыть до Шаббе.
— Тогда у нас не так много вариантов.
Вздохнув, он говорит:
— Зависит от крови. Но поскольку ты из рода Мириам, я подозреваю, что тебе хватит надолго.
Я провожу пальцами по шее с обеих сторон. Мою кожу начинает покалывать, а тело пронзает сильная дрожь.
— Антони, иди в комнату! — кричит Юстус, чтобы заставить Антони зайти в спальню, заполняемую водой.
Антони не двигается и ошарашено смотрит на набухающую каплю, которая затем плюхается ему на лицо.
Я выкрикиваю его имя, желая вывести из ступора. Он полукровка, а полукровки не могут выжить, погребённые на дне моря.
Он всё ещё не двигается. Неужели он решил умереть?
— Антони, идём же!
Когда очередной стон прокатывается по каменным стенам, я хватаюсь за позолоченную кровать нереальных размеров, которая так сильно контрастирует с домом Косты, вызывающим ощущение пустоты и замкнутости, но которая идеально сочетается с его портретом в рамке.
— Залезай на кровать и нарисуй знак портала, Фэллон! — Юстус уже забрался на огромный матрас и протягивает мне руку, чтобы помочь мне. — Скорее!
Я обхватываю его пальцы, залезаю на мягкий матрас и поднимаю руку к потолку, как вдруг на нём начинает расползаться трещина, похожая на паутину.
— Рисуй быстрее! — бормочет Юстус.
Моя рука дёргается. Меня так сильно трясёт, что я даже не могу нарисовать круг. Юстус обхватывает моё запястье, фиксируя руку. Это работает до тех пор, пока кусок камня не отделяется от той части потолка, на которой я рисую, и вода не устремляется мне в лицо, заливая глаза.
А затем из разлома выпадает рыба размером с кулак и плюхается на кровать между Юстусом и мной. Она бешено извивается и бьёт плавниками, желая поскорее вернуться в свою стихию.
Я сажусь на корточки, подбираю её и кидаю в поднимающуюся волну. Я чувствую, как её хвост касается моей щиколотки, а затем она уплывает.
— Сейчас не время спасать животных, Фэллон, — ворчит Юстус, а Антони наконец-то добирается до нас.
Он уже собирается запрыгнуть на матрас, как вдруг кусок обсидиана падает ему на голову, и кровь начинает идти из того редкого места на теле Антони, которое до этого не кровоточило. Его глаза закатываются, и он падает лицом вниз в прибывающую воду. Когда его тело начинает уносить в сторону коридора, я спрыгиваю с кровати, хватаю Антони за щиколотку и начинаю тащить его большое тело в нашу сторону.