Дом ночи и цепей
Шрифт:
Что-то двигалось в темноте вокруг меня. Силуэты были размыты, и исчезали, как только я оборачивался, чтобы посмотреть на них. Вскоре, вернувшись на дорогу, я снова увидел Тервина. Он шел вверх по холму, его испуганные глаза смотрели в направлении места его смерти.
– Мне нужна помощь, - произнес он голосом, лишенным интонаций. – Мне нужна помощь. Мне нужна помощь.
Он прошел немного дальше и исчез. Еще раз он встретился мне недалеко от кордегардии, где жил Карофф.
– Мне нужна помощь. Мне нужна помощь. Мне нужна
Были видны и другие силуэты, неподвижно стоявшие под дождем. Я снова увидел Кароффа и слуг. Я увидел Катрин и Зандера. Взрослых. Холодные статуи безмолвно смотрели на меня.
«Маски сброшены».
Я остановился у кордегардии. Ее окна были темны. С карнизов капала вода. Я мог разбудить Кароффа и приказать ему вызвать Белзек, чтобы она отвезла меня в собор. Но я не знал, какой Карофф откликнется на мой стук. Я не был уверен, что это будет настоящий.
Я не был уверен, был ли настоящий Карофф.
Я ушел в ночь, направляясь в долгий путь к Площади Щедрости Императора. Мне предстояло пройти несколько миль. Я уже промок и замерз настолько, что думал, что, наверное, больше никогда не смогу согреться. Холод проник в мою душу. Этот путь пешком был моим наказанием за все, в чем я потерпел неудачу и за всех, кого я подвел.
Я потерял представление о времени. Улицы в заброшенном промышленном районе были пустыми, как всегда. Были они безлюдными и за его пределами. Холод и сырость ночи заставили всех вернуться в дома или искать убежища.
Но я был не один. Призраки Мальвейля были со мной. В тенях дверных проемов, на дальней стороне улиц, во мраке узких переулков, они были здесь, безмолвно наблюдая за мной. Их фигуры были достаточно видны, чтобы я мог разобрать, кто они, но по краям они были размыты, растворяясь в тумане и темноте.
Один раз – лишь один раз – я спросил себя, не являются ли они призраками моего разума. Головной убор Адрианны Вейсс, который я держал в руках, дал мне ответ раз и навсегда. Мальвейль обманывал меня снами и фантазмами, и грань между призраком и реальным человеком была размыта, но я знал, что сейчас я не сплю. И независимо от того, видел ли кто-то еще эти силуэты на улицах, я знал, что мои страдания не были воображаемыми.
Намокший от дождя головной убор Адрианны висел в моей руке. Я не знал, как Мальвейль убил ее. Возможно, чтобы сделать это, он вытащил кошмар из моего прошлого. Теперь я мог поверить, что этот дом способен почти на все. Даже на это. И постепенно я осознавал жестокое значение убийств Адрианны и Тервина. Мальвейль убил их потому, что они имели отношение ко мне. Их смерти произошли лишь по одной причине. Мальвейль забрал их жизни для того, чтобы причинить боль мне.
«Они знали, почему умерли? Трон Святой, наверное, знали. Это хуже, чем умереть в незнании. Это более жестоко».
Я проклинал Мальвейль. Я проклинал Девриса Штрока и то, что он сделал с нашей семьей. Я стоял на краю бездны отчаяния. Казалось, что нет смысла бороться дальше. Наследие
Пока я шел, в моей душе возникло желание покинуть Мальвейль навсегда. Уйти прочь, идти и идти, пока я не найду желанное забвение. Это желание было мучительным, непреодолимым – но недолгим. Пронзив мою душу, оно исчезло. Исчезло лишь по одной причине.
Элиана.
«Я поклялся, что не покину тебя. Я буду верен тебе, любовь моя. Я не оставлю тебя снова. Я спасу тебя».
Мои губы вновь и вновь шептали эту клятву, и наконец я снова увидел Элиану. Она была далеко. Я проходил уже последний отрезок дороги, ведущей к Площади Щедрости Императора, и Элиана появилась в нескольких сотнях ярдов впереди меня, у входа на площадь. Ее силуэт то пропадал, то появлялся снова, тонкий и зыбкий. Она была дальше от меня, чем когда-либо с тех пор, как я начал видеть ее призрак. Если она не сразу простила меня, я не мог ее винить. Но она снова была здесь. У меня был шанс.
Какую бы ненависть я не испытывал к Мальвейлю, он все же вернул мне Элиану, хоть и ненадолго.
Это имело значение. Это было для меня всё. Этим я руководствовался, делая выбор до этой ночи, и так же поступлю и в будущем. Я не искал оправданий этому решению. Это было единственное решение, которое я мог принять, и сейчас оно казалось мне единственной вещью в моей жизни, за которую я не испытывал сожаления.
Когда я вышел на площадь, Элиана исчезла снова. В тумане горя, чувства вины и скорбной надежды я шагал по скользким камням площади к собору. Двери были заперты, но из ниши среди горгулий ко мне подлетел серво-череп. Его зубы щелкали в механическом ритме, пока он выполнял сканирование. Узнав меня, серво-череп испустил бинарный визг, и запирающий механизм открыл двери собора, позволив мне пройти.
В соборе было темно. Лишь несколько тусклых люменов, установленных с промежутками в десять ярдов один от другого, горели вдоль нефа, освещая мраморный пол слабым багровым светом. Освещения было едва достаточно, чтобы я нашел путь к ризнице. Надо мной и по сторонам царила кромешная тьма. Казалось, что я иду по узкому мосту посреди пустоты.
Во тьме что-то шуршало. Тишина превращалась в шипящий шепот. Эхо моих шагов отдавалось смехом. Щупальца Мальвейля тянулись даже сюда, в это святое место. Я зашагал быстрее, словно надеялся обогнать призраков.
Покои кардинала находились в задней части собора, и соединялись с основным зданием через ризницу. Еще один серво-череп идентифицировал меня и улетел будить Риваса. Я не стал ждать, и застучал в двери ризницы, не столько для того, чтобы мне открыли, сколько чтобы заглушить шепот призраков.
Через несколько минут Ривас открыл двери и пригласил меня в ризницу. Там было тепло и светло, и я благодарно рухнул в кресло, которое Ривас предложил мне. Он сел рядом, взволнованно глядя на меня.