Дом проклятых душ
Шрифт:
Пес взглянул недоверчиво, словно бы даже глаза вытаращив, а потом припал к еде и питью, лопал за обе щеки, изредка вскидывал голову, смотрел на Машу, издавал какой-то странный звук, не то благодарственное урчание, не то сдавленное рыдание, вернее, скуление.
– Ешь, ешь, – ласково приговаривала Маша, ужасно злясь при мысли о том, что кто-то, тварь какая-то довела несчастного пса до такого состояния. Главное, красавец, хоть и явно беспородный, вернее, множество пород в нем намешано. Даже на меделяна [4] немного похож этой жесткой шерстью, словно бы наморщенной мордой и обвисшими ушами. Хотя, кажется, этой породы уже не существует, она чуть ли не в середине XIX века вымерла, когда в России запретили псовую травлю медведей.
4
Меделян – вымершая древнерусская порода собак.
Да, вообразите, и тогда заботились о сохранении редких видов, и еще как заботились! Маша знала о меделянах потому, что дед ее был великий собачник, собравший множество книг о породах собак (все они, к несчастью, сгорели вместе с домом). Маша в детстве их с удовольствием читала.
Каких только породистых и беспородных псов у деда не побывало! Очень может быть, что эта псина – потомок каких-нибудь Найды, Сильвы, Букета или Джульбарса, которые некогда бегали по дедову двору под знаменитой березой. Вдруг в нем тоже пробудилась родовая память, и он узнал Машу, хоть даже и не видел ее никогда, потому и бросился к ней так восторженно?
Нет, глупости, пес просто оголодал до невозможности, умирал от жажды. Может быть, он к кому угодно с таким пылом кинулся бы!
Может быть. А может, и нет…
Впрочем, нет смысла гадать о его прошлом, лучше подумать о будущем. Что же с новым знакомцем теперь делать? Ладно, пока Маша возьмет его в деревню, а дальше видно будет.
Между тем пес наелся, и его с голодухи так же разморило, как Машу недавно в поезде: он уткнулся мордой в лапы, закрыл глаза, засопел – ну еще чуть-чуть, и замурлычет, как Маська!
Маша собрала посуду, покачала головой, сообразив, что чай пить ей придется прямо из термоса: из крышки-то хлебал пес.
– Эй, родимый! – легонько потрепала его по загривку Маша. – Не спи, замерзнешь! Пора идти.
То ли пес испугался, что замерзнет, то ли решительно не желал идти в Завитую, но он подскочил как ужаленный и встал поперек тропы, слегка оскалившись.
Бывает, что собаки скалятся в «улыбке», но улыбку это мало напоминало! Он рычал, показывал зубы, бился головой в Машины коленки, однако не так, как это делал вчера ласковый Карлуша, а ожесточенно, яростно, и она наконец поняла, что пес не просто не хочет идти в Завитую, а очень сильно, ну просто страшно не хочет.
Видимо, именно в Завитой ему досталось от кого-то из тамошних жителей, именно там его кто-то посадил на привязь и морил голодом и жаждой, догадалась Маша. Что же за злодеи там обитают? Надо надеяться, впрочем, отыщутся там не только злодеи, а даже если и только, это прежде всего значит, что Жука все-таки нагло наврал насчет заброшенной деревни.
– Ничего, братец, – сказала Маша ласково. – Я тебя в обиду не дам! Если хочешь, пристегну свой ремень от джинсов к твоему ошейнику, и ты пойдешь по команде «рядом», как порядочный пес.
Мало шансов было, что пес поймет, но он, во всяком случае, старался: смотрел на Машу внимательно и как бы даже одобрительно, однако когда она принялась расстегивать ремень, задрожал, припал к земле, прижал уши, поджал хвост.
– Все с тобой ясно, – пробормотала Маша. – Тебя били ремнем. Но успокойся, это уже в прошлом, забудь! Я просто пристегну ремень, просто при-стег-ну!
Однако некоторые тяжелые впечатления, видимо, остаются, незыблемыми не только у людей, но и у животных, поэтому Маше пришлось потратить немалое время, прежде чем удалось взять пса на поводок.
И тут выяснилась одна интересная вещь.
Пес не просто решительно не хотел идти в Завитую. Еще более решительно он не хотел, чтобы туда шла Маша! И твердо вознамерился ее туда не пускать.
Он вырвался из Машиных рук и, волоча за собой ремень, принялся ее переубеждать всеми доступными ему способами. Ложился поперек дороги, поднимался на задние лапы, толкая передними Машу в грудь, причем изрядно выпачкал ее куртку и майку, злобно и отчаянно лаял…
Неведомо, чем бы все это кончилось, если бы пес не зацепился концом ремня за какой-то сук обширного куста, за которым Маша пыталась скрыться, и не застрял накрепко.
Рвался, метался, рычал, выл, лаял, даже пытался дотянуться до ремня зубами и перегрызть его, однако ветки мешали.
– Угомонись, – сказала Маша с жалостью. – Только себе навредишь, а меня все равно не переубедишь. Я только взгляну на Завитую одним глазочком, сделаю несколько фоток – и назад. Хотела потом вернуться короткой дорогой, к Киселихе, но ладно, приду за тобой. Так что потерпи часок. Все, я пошла, до встречи. Не дергайся и береги голос!
Впрочем, вряд ли пес слышал эти благие советы, потому что лаял, выл, визжал – неистовствовал, словом, и долго еще до Маши долетали эти полные горя и отчаяния звуки, заставляя ее ускорять шаги, чтобы обернуться туда-сюда поскорей и не заставлять бедную псину надрываться.
Вопрос, что она будет делать с приблудной и такой симпатичной собакой дальше, учитывая неоспоримые права Маськи, елозил в сознании все назойливей, но его удавалось пока задвигать в дальний угол.
Все проблемы надо решать по мере поступления и по степени их актуальности, а в данный момент самой актуальной проблемой сделался туман, который вдруг начал наползать на тропу, словно бы исходил из-под корней огромного старого дуба с узловатыми ветвями.
В стародавние времена
Прошло сколько-то лет, Антип подрос, и подросла в его душе зависть к дядьке. Задумал он сам стать колдуном, но как это сделать?! Черномазый обещал свои секреты открыть, когда Антип повзрослеет, да сколь уж взрослеть-то можно? Сколько можно ждать? Этак до старости доживешь, а ничего не получишь!
Долго не думая, пошел Антип в полночь на кресты, отыскал ту палку, которую Черномазый туда некогда забросил, да и взялся за нее. Немедля появились замученные бездельем бесы и стали просить, чтобы он их отпустил, чтобы велел перестать за палку держаться.