Дом солдатской славы

Афанасьев Иван Борисович

— Рус, на сколько человек один булька-хлеб?

— На два человека, — крикнул в ответ младший лейтенант.

— А у нас на четыре зольдат, — отозвался тот же голос. — На автомат, дай буханка хлеб.

— У нас автоматы не хуже ваших. А хлебом подавишься. Хочешь хлеба — сдавайся в плен.

— Ты, рус, расстреляешь.

Но, несмотря на упадок морального духа в гитлеровских войсках, они еще яростно огрызались, шли на всякие подлости. Особенно их удручала потеря дома железнодорожников, они мечтали взять за него реванш и объектом избрали наш дом.

Чернышенко

мне доложил, что в юго-западном направлении, недалеко от угла дома, под землей слышны какие-то удары. Воронов, Павлов, Рамазанов и я долго стояли в молчании, прислушиваясь. Шум под землей был похож на удары лопатой о твердый грунт. Мы догадались, что там делается.

— Под нас подкапываются, гады, — шепотом сказал Рамазанов.

Мы немедленно доложили о затее врага командиру роты Наумову. Через пятнадцать минут к нам пришел майор инженерных войск с какими-то приборами и наушниками. Он некоторое время сидел молча, потом снял наушники и показал:

— Вот в этом месте пробейте фундамент и метрах в двух от угла здания выройте траншею как можно глубже.

Не теряя ни минуты, мы приступили к делу. Наши удары враг услышал. Из военторга нам кричали:

— Рус, ты хитрый, но тебе все равно капут.

В ответ кто-то из бойцов закатил матом, и это, видимо, фашиста задело, наверно целый рожок выпустил гитлеровец из автомата.

— А ну, Рамазанов, давай ружье сюда, а мы с Мосиашвили пока подразним этого наглеца, — обращаясь к бронебойщику, проговорил Гридин.

Вскоре из окна, откуда строчил вражеский автоматчик, повалил густой дым, а затем вырвалось наружу и пламя.

— Ну как, фриц, пошутил? — но на вопрос Павлова из военторга никто не ответил.

— Тот хриц мабудь с перепугу латата дал, як що жив остался, — поглаживая усы, самодовольно говорил Глущенко.

Гитлеровцы догадались, что их затея взять реванш за железнодорожный дом провалилась, они так и не закончили подкоп.

Наступила напряженная ночь. Часа в два Гридин, обходивший оборону, доложил мне, что из развалин, недалеко от дома, доносится подозрительный шорох. Всматриваясь в контуры руин, мы заметили, как от развалин отделились фигуры и двинулись к нам. Гридин дал очередь из автомата, и два человеческих силуэта, низко пригнувшись, быстро скрылись за сгоревшей автомашиной стоявшей метрах в двадцати от наружного подвала.

— Наверно, немецкая разведка прощупывает подходы к нашему дому, — шепнул мне Гридин.

Мы решили взять вражеских разведчиков живыми. Предупредили об этом посты. На всякий случай Чернышенко встал с гранатами в комнате первого этажа, станковый пулемет выдвинули на секретную огневую позицию, чтобы отсечь лазутчикам обратный путь.

Двое вышли из-за машины и во весь рост направились к нам.

— Да это женщины! — вполголоса воскликнул Гридин.

— Руки вверх! — скомандовали мы.

— Свои мы, — отозвались женские голоса.

— Пароль?

— Дружба.

Это были Мария и Лиза. Легко представить нашу радость по поводу благополучного возвращения храбрых разведчиц.

Мы провели их в центральный подвал, накормили, напоили чаем. Беседа завязалась потом, когда девушки немного отдохнули.

Задание, с которым они ходили в расположение врага, было сложным и трудным.. Им надо было не только разведать позиции шестиствольных минометов и артиллерийских батарей, но и узнать, по каким дням и куда гитлеровцы отправляют мирных жителей и военнопленных, а если удастся, то достать и пропуск на Калач.

Немецкую комендатуру они разыскали быстро. Она размещалась за полотном железной дороги. От старосты Михаила Никулина Лиза и Мария узнали, что пропуска на Калач выдает сам комендант, очередная выдача через два дня.

Нелегко было бродить разведчицам по вражеской обороне, на каждом шагу фашисты допрашивали: «Куда и зачем?». На все ожидаемые вопросы приходилось заранее придумывать объяснение.

В балке за «кишечным поселком» Мария и Лиза пересчитали все шестиствольные минометы, недалеко от «сурской» бани они обнаружили несколько артиллерийских батарей, а за вокзалом фашисты зарывали в землю танки. Слух и глаза разведчиц не пропустили и такой детали: по субботам гитлеровцы целыми подразделениями приходили в «сурскую» баню мыться.

В день выдачи пропусков девушки появились у комендатуры, там уже было много мирных жителей. В стороне под деревом стоял дряхлый старичок. Девушки увидели, как к нему подошел фашистский офицер и спросил:

— Ты зачем, старик, сюда пришел? Кому ты нужен здесь?

— Пропуск хотел получить, господин комендант, — ответил тот.

— Пошел отсюда вон! — свирепо закричал на него немец. — Германии нужны рабочие руки, а не старое дерьмо.

Старик досадливо сплюнул. И тут рассвирепевший фашист бросился на него с кулаками. Прибежали солдаты, схватили старикашку и давай привязывать к телеграфному столбу. Тут только все и догадались, что вместо пропуска всем собравшимся грозит отправка в Германию.

Воспользовавшись суматохой, Лиза и Мария ловко ускользнули от глаз, фашистов.

— А в районе нашей площади много гитлеровцев? — поинтересовался младший лейтенант Чернышенко.

— Не особенно, но есть. Многих перевели отсюда куда-то в другой район, — пояснили девушки.

— Танков у фашистов тут много? — допытывался Рамазанов.

Мария усмехнулась и ответила:

— Всего несколько штук видели. Да ну вас, мы и так разболтались.

Попрощавшись, они ушли по траншее к мельнице.

Шли дни. Холодные осенние дожди все больше уступали место капризам наступающей зимы. С темных облаков все чаще срывались пушистые хлопья снежинок или дробно барабанили по избитым листам железа ледянистые крупинки. Дули холодные осенние ветры.

В свободное время бойцы собирались в какой-нибудь комнате и, усевшись возле железной печки, завязывали разговор о родных краях, семьях, подругах и минувшем детстве.

Мурзаев говорил о бескрайних степях Казахстана. Мосиашвили гордился сказочной природой солнечной Грузии.