Дом там, где твое сердце
Шрифт:
– Но как мы можем позволить просто забрать девушку? У него нет никаких доказательств, и она его не узнаёт…
Тейлан уставился на капитана выпученными глазами.
– Совсем ума лишился, юнец? Ты про кого это говоришь?! Составляй доклад про опознание и все бумаги лично привезёшь мне! Если хоть одна живая душа узнает, что здесь было, отправлю улицы патрулировать!!!
Сестра милосердия из числа монахинь кротким, хотя и железным голосом указала комиссару на недопустимость повышения тона; а когда тот отделался от неё, Дени Филиппа и след простыл. Помявшись, Тейлан направился на розыски Омара и лечащего врача Алис Лалие. Когда он несмело поскрёбся в дверь ординаторской, врач как раз заканчивал благодарить посетителя за щедрое жертвование на нужды больницы. Восточный гость глянул в сторону Тейлана, но, видимо, посчитал его не опаснее стен и мебели.
– Какие повреждения Алис получила при столкновении? Вы считаете, это не было нападением? Мне сказали, она лежала в луже крови.
Доктор пожал плечами.
– Булонский лес – не слишком посещаемое место. Если наезд имел целью погубить мадам, то почему карета не остановилась и её не… простите, – он глянул на лицо расспрашивающего. – Профессиональная чёрствость. И в луже крови мадам лежала, скорее всего, в воображении людей. Небольшой раной на виске всё ограничилось. Сотрясение мозгового вещества – разумеется, следствием которого и стало отсутствие воспоминаний о собственной личности и предшествовавших событиях.
– А ребёнок? – тихо уточнил Лалие. – Она потеряла его?
Доктор безмерно удивился.
– Ребёнок? Но мадам не была в положении. Её тело отреагировало на потрясение… приходом дамских недомоганий, это так. Но дитя не было.
Мужчина закрыл на миг глаза, он испытал облегчение. Однако доктор и Тейлан забеспокоились.
– Омар, с тобой всё в порядке?
– Мсье Лалие, может, нюхательную соль?
Омар грубо оттолкнул их обоих:
– С ума сошли? Я не баба. Мсье, мы можем забирать мадам?
– Если обещаете показать её врачу при появлении тревожащих признаков – головного кружения, странных движений, тошноты, то почему нет? Она сейчас здесь под наблюдением, но в лечении уже нет нужды.
Тейлан и Лалие вернулись в палату пациентки. Точнее, комиссара новоиспечённый супруг попросил задержаться в коридоре.
Девушка в марлевом тюрбане лежала на койке и грустно наблюдала за его возвращением.
– Что будет теперь?
Обретённый ею муж нерешительно остановился возле кровати. Он бы и сел, но не было приглашения со стороны Элизы.
– Bebis, я не желаю тебе горя или зла…
– Что значит это слово? – заинтересовалась девушка. Под глазами у неё ещё не прошли заметные синяки, и лицо осунулось, но она всё-таки выглядела жизнерадостной и восхищённой каждой минутой открытия мира.
Марис не удержался. Лёгким касанием провёл по её щеке. И Элиза не отшатнулась.
– Моя маленькая девочка. Моя… любимая.
Возражений не последовало. Девушка даже закрыла глаза. Слабая улыбка изогнула её губы.
– А может, – мечтательно проговорила она, – не такое уж оно и плохое, моё будущее?
Глава 27
Возвращение девушки-иностранки домой вызвало всплеск надежд парижской прислуги, что их увольнение состоится не сейчас. Хозяин дома не стал их разочаровывать, распоряжения были уже отданы управляющему. Зато искренне радовалась длинноногая девочка, похожая на жеребёнка. Она говорила без умолку на иностранном языке и всё пыталась повиснуть на шеях приехавших. Марис решительно отодвинул её.
– Рене, с этого момента ты говоришь только по-французски. Следи за своими манерами. Помнится, ты хотела остаться в Париже навсегда.
Мощный намёк дошёл в конце концов и до Ренаты. Та сникла, отошла в сторону. Сестра не бросилась на её защиту, она смирно стояла в кольце рук Мариса и с благожелательным любопытством оглядывалась по сторонам. Повязка на голове, из-под которой торчали коротко остриженные волосы, делала её похожей на мальчика из трущоб. Лиз выглядела странно – и вела себя странно. Она без страха улыбалась Марису – Марису Стронбергу! – и постоянно поглядывала на него.
Хозяин дома пощёлкал пальцами:
– Прошу внимания, месье и медам! Я намерен сделать важное сообщение.
Прислуга переглянулась, шум стих.
– Вы знаете, что мадемуазель Алис, – Лалие крепче обнял девушку перед собой за плечи, – жила в этом доме некоторое время, но её положение оставалось загадкой для вас. Мы… ожидали важного известия, прежде чем сделать оглашение. Ныне же настал час. Госпожа Алис – моя супруга, мы обвенчались перед приездом сюда, и она стала вашей госпожой.
Движением руки он умерил вздохи и восклицания.
– Однако случилась беда. Госпожа Алис пострадала от несчастного случая и забыла своих родных и знакомых. Прошу вас учитывать эту сложность, прислуживая ей. Эжени, – он пальцем поманил экономку, та присела в книксене, – я прошу вас сделать маленькие карточки и пришить их к платью слуг. На карточках написать имя каждого. Мадам не должна испытывать неудобства. А теперь все могут возвращаться к работе.
Мельком Марис заметил Ренату, та забилась в угол и взглядом, полным недоверия, возмущения, следила за ним и за сестрой. Элиза прикрыла глаза, она с каждой минутой сильнее опиралась на него, и было заметно, что силы покидают её.
– Эжени, перенесите вещи госпожи в мои комнаты. Подготовьте постель, мадам надо лечь.
Экономка бросилась по лестнице вверх, а Марис подхватил Элизу на руки.
– Сейчас будем отдыхать, дорогая. Ещё минутку терпения.
– Эй! – настойчиво позвала Рената из своего угла. – Ты хочешь поселить Лизу…
Не поворачивая головы, Стронберг отозвался:
– Подожди меня в кабинете прямо сейчас. Я не бегаю от разговора.
Любимая женщина в свежей рубашке, довольно мурлыкая, свернулась клубком в его постели. Что может быть прекраснее? Купаться в ванне Марис Элизе не позволил, не вполне готовый увидеть её нагой, но влажной тканью горничные тщательно обтёрли её тело, накормили воздушным омлетом и круассаном с чашечкой молока. Потом покинули спальню, возвращая хозяину дома право общения с женой. Время до этого мига он использовал с толком, с сестрой Элизы надо было переговорить.