Дом там, где твое сердце
Шрифт:
– Что ты делаешь? – в этот день Стронберг ехал верхом, и именно теперь надумал заглянуть к ней в окно. Смотрел с интересом. Лиз Линтрем вся залилась жаром с ног до головы, даже подумала, что её волосы заполыхают. Как объяснить, что она гладит себя?
– Пытаюсь представить, каково это, быть в тягости, – буркнула она. Стронберг заинтересовался пуще прежнего, подлец, аж глазёнки засветились.
– А что, есть основания представлять?
Лиз зашипела.
– Появятся – первому скажу!
Марис встревожился.
– Ты только, слышишь, не вздумай ничего сделать с ребёнком или с собой! Слышишь? – вновь крикнул в окошко он. – Погибнешь ни за что, дура!
– Не ори, – Лиз поморщилась, отодвинулась от окна. Она больше не собиралась разговаривать с Марисом – но это не значило, что не собирался разговаривать ОН. Хозяин криком потребовал остановить карету, слез с лошади, забрался внутрь шаткого сооружения на колёсах. Повод его коня перехватил кто-то из охраны. Не в силах воспрепятствовать хозяину, Лиз забилась в самый дальний угол сидения и злобным зверьком пофыркивала оттуда.
– Элиза, иди ко мне, – бесконечно терпеливым тоном позвал её Стронберг.
– Ga at skogen!
Идти подальше Марис не захотел. Вместо движения в указанном направлении он сгрёб дерзкую девицу в объятия и стиснул так, что почти вышиб из неё дух.
– Однажды, – сухо предупредил он, – моё терпение лопнет. Тогда я вытащу наружу твой гадкий розовый язычок и заставлю – смогу заставить – делать то, для чего он предназначен. Например, облизать мой…
Лиз с усилием глотала сжатой грудью воздух, а от услышанного слова и подключившегося воображения и вовсе закатила глаза. Стронберг сильно похлопал её по щекам.
– Достаточно, приходи в себя. Мы уже почти приехали. Вандом-Пляс, Иль-де-Франс. Это место станет тебе домом на какое-то время.
Забыв про смущение, Лиз потянулась через его колени к окну. Ахнула от представшего взору вида. Таких огромных пространств, да ещё вымощенных камнями, ей видеть не приходилось. Площадь была поистине безгранична. Дворцы, выстроенные по восьмиугольному контуру, не запирали её внутри, а лишь изысканно обрамляли, как локоны – лицо красавицы. Посередине торчала какая-то толстая несуразная палка.
– Это колонна императора, – Марис поймал её взгляд. – Память о победе Наполеона.
– Он управляет Францией?
– Уже нет. Два года назад был коронован Луи Филипп Первый. Впрочем, – Марис помолчал, – до их политики нам с отцом дела нет. Беспорядки на улицах стихли, и ладно, можно жить. Наши деньги мы делаем на внешнеторговых сделках.
Последнюю фразу Лиз не поняла, и не стремилась, поглощённая великолепием дворца, перед которым они остановились. Длиннющее здание – каменное! в три этажа, да ещё и с какими-то закруглёнными окошками там, где полагалось быть крыше. Палки фонарей со стёклами – Лиз зачарованно уставилась на них.
– Как туда ставят свечи?
Марис снисходительно усмехнулся.
– Глупышка, они газовые. Это новое слово в освещении, до шведской деревни, поверь мне, доберётся ещё не скоро. Но мы-то теперь в столице огромного государства. Дамы здесь тоже одеваются по-другому. Тебе придётся сменить гардероб, хотя бы по минимуму, с учётом того, что гостям я тебя представлять не собираюсь. И выпустить в город не могу. Портниха приедет на дом.
– В каком качестве я буду здесь жить? – Элиза слегка нахмурилась. Её, разумеется, в этой стране никто не знал, никто и не вспомнит после её отъезда, но как-то… неудобно.
По лицу Мариса было понятно – легендой он не озаботился.
– Ох ты, Господи… ну, представим тебя дальней родственницей Низель, младшей жены отца.
– А почему не твоей?
– Как ты представляешь себе развитие событий, если ты окажешься в положении и мы поженимся? Я к разговорам об инцесте не готов.
– Это что?
По таким вопросам паршивец Стронберг с готовностью восполнял пробелы её образования:
– Это когда вместе спят брат с сестрой или другие близкие родственники.
– Мерзость какая! – карета остановилась, и Лиз уже приготовилась выбираться из неё.
– Погоди, – остановил её Марис. – Сейчас принесут плащи, надо накинуть. На площади много зевак, мы же с тобой неподобающе одеты.
Лиз удивлённо оглядела своё серое шерстяное платье. Ну да, скучновато, но качеством в разы лучше тех, что она носила на родине. Плащи, переданные слугой в окно, оказались тоже не простыми, невзрачно-чёрные снаружи, но изнутри подбитые самым мягчайшим мехом, какой трогала Лиз в своей жизни. Мягче даже кошачьего… Элиза позволила Марису укутать себя в потрясающий плащ с ног до головы. Скромно прошествовала в дом. Она опасалась, что Стронберг надумает официально представлять её прислуге, но нет, её тихо передали на руки экономке, и та почти молча отвела молодую женщину в комнаты, отведённые ей. Да-да, комната была не одна, целых четыре роскошно обставленных помещения. Спальня в цветах золота и малахита, комната для музицирования и вышивания – ни того, ни другого Лиз делать не умела, собственная гостиная. И купальная комната размером с конюшню в Стронберггард. При виде кранов, торчащих из стены над ванной, в которую следовало заходить по ступенькам, кремового унитаза вместо привычной ночной вазы Лиз ощутила острую необходимость остаться тут одной. В противном случае даже слуги будут считать её невежей. Она ведь не знает, как всё это работает! Сметливый крестьянский ум вмиг подсказал решение. Коли сама не разберётся, отправит Ренату на освоение удобств в крыло прислуги. А после сестра покажет ей.
– Мадам, – после колебания Элиза взглянула на экономку, имени которой пока не запомнила, – вместе с нами приехала девочка тринадцати лет. Её имя Рената, она ехала со слугами.
Экономка почтительно, хотя и несколько напряжённо прислушивалась. Её поза наводила на мысль, что французское произношение Элизы далеко от идеального.
– Она будет жить здесь, – чтобы экономка поняла, Лиз ткнула пальцем в сторону спальни, – со мной.
Женщина еле заметно качнула головой.
– Excusez-moi, madame, le patron уже дал указания по размещению мадемуазель Рене. Не в ваших покоях. Недалеко.
Неужто Стронберг намеревается навещать её тут, рассчитывает на пикантные развлечения и не желает иметь свидетеля оных? Элиза отчаянно покраснела. Ещё бы вспомнить, а понравилось ли ей… в ту ночь. Приказ Хусейна Лалие стёр память в её голове. Но не просить же Стронберга всё повторить сначала…
– Bien, – буркнула Лиз, решив до поры смириться. – Но Рене будет прислуживать мне! Пришлите её как можно скорей с моими вещами.
Быстро присев в каком-то чудном неглубоком движении, экономка вышла.