Дом у озера Мистик
Шрифт:
— Энналайз, люди могут меняться.
И Энни это испугало. Обманчиво простое предложение, которое, казалось, обещало ей и солнце, и луну, и звезды. Именно в этот момент Энни поняла, что она рискует. Этот мужчи на, которого она любила, знает, что сказать и что сделать, всегда знает; он может уговорить ее стать прежней. И если она не поостережется, то может запросто снова поплыть по реке прежней жизни, влекомая потоком обыденности, и не пикнет в знак протеста, когда ее подхватит течение и понесет. И станет еще одной примерной домохозяйкой, исчезнувшей в потоке.
25
Рассыпавшиеся
По понедельникам она составляла список покупок на неделю и посылала Натали в супермаркет на углу. По вторникам она оплачивала домашние счета. По средам она совещалась с садовником и экономкой, по четвергам посылала Натали, если была необходимость, с различными поручениями. Энни использовала дочь как средство для укрепления их семейной жизни. И постепенно дом снова превратился в хорошо управляемое хозяйство.
Энни, как и прежде, помогала Блейку выбирать костюмы и галстуки, напоминала ему, когда нужно забрать вещи из химчистки. Каждое утро она целовала его перед уходом на работу — это был поспешный поцелуй в щеку. Каждый вечер, когда он возвращался с работы, она встречала его улыбкой. Блейк садился на кровать и подробно рассказывал, как прошел день, не забывая выставлять себя в самом выгодном свете.
На самом деле Энни была даже рада проводить дни в постели, таким образом она пряталась от реальности ее брака. Чаще всего, когда Блейк бывал на работе, они с Натали проводили вместе долгие часы, разговаривая, смеясь, делясь воспоминаниями. Натали рассказала матери, что Блейк ни разу не звонил ей в Лондон. Когда дочь об этом говорила, Энни слышала в ее голосе обиду и разочарование, но уже невозможно было ничего исправить. Все, что она могла, — это сказать: «Мне очень жаль». И повторять это снова и снова.
Энни заметила перемены в Натали и с каждым днем видела их все отчетливее — Натали повзрослела, это была уже не та девочка, которая отправилась в Лондон. Временами она поражала Энни неожиданными наблюдениями. Как, например, вчера.
Мама, ты думаешь только о том, чтобы мы были счастливы. А что делает счастливой тебя?
Или:
Этой весной ты казалась совсем другой… очень счастливой.
Или самое удивительное:
Ты любишь папу?
Энни собиралась ответить дочери: «Да, конечно, я люблю папу», но посмотрела Натали в глаза и увидела в них взрослое понимание. Поэтому Энни обратилась не к девочке, а к взрослой девушке, которой стала ее дочь.
— Я любила твоего папу еще тогда, когда была совсем юной. Сейчас у нас трудный период, вот
Натали тогда сказала:
— Он тебя любит. Я знаю, он любит и меня, но я это не чувствую, его любовь какая-то холодная. Я хочу сказать, она совсем не похожа на то, как любишь ты, мама.
Услышав это, Энни прослезилась. Ей было грустно сознавать, что Натали по-настоящему не знает, какой может быть отцовская любовь. Это потеря в ее жизни, которую невозможно восполнить никогда. В эту минуту она подумала об Иззи.
Энни закрыла глаза и откинулась на подушку, вспоминая Ника и Иззи. Ник согнулся над игровой доской, играя с дочерью в «Конфетную страну», а вот он играет с Иззи в Барби и пищит фальцетом: «Вы не видели мои голубые туфли для танцев?»
Вчера, когда они с Натали ездили к врачу, Энни не смогла избавиться от воспоминаний, и это было очень болезненно. Рядом с ней не было мужа, который бы держал ее за руку и подшучивал над тем, что ей все время хочется в туалет, мужа, который смотрел бы вместе с ней на экран монитора ультразвукового аппарата и восхищался бы маленьким чудом.
Не было Ника.
Энни спрашивала себя, долго ли так будет продолжаться, проведет ли она всю оставшуюся жизнь с ощущением, что и мысли ее, и душа пребывали совсем в другом месте и в другом времени?
Первое письмо было коротким и пришло в помятом конверте. Слова «Мистик, штат Вашингтон» на размытом голубом штемпеле едва можно было разобрать.
Энни очень осторожно открыла розовый конверт и достала листок бумаги. Это был рисунок тушью, вид горы Олимпус, в него было вложено письмо от Иззи.
«Дорогая Энни!
Как поживаешь? Я харашо.
Цвиты очень кросивыи. Сигодня я училась кататся на вилосипеде.
Было весело.
Я по тибе скучаю. Кагда ты приедешь домой?
С любовью, Иззи.
Энни сжала листок в руке. Все в этом письме, каждая ошибка трогали ее до глубины души. Она сидела в кровати, смотрела за окно на безоблачное голубое небо и мечтала, чтобы пошел дождь. Конечно, она должна ответить Иззи на письмо, но что она напишет? Несколько слов, не содержащих никаких обещаний? Или пустые уверения в том, что они конечно же останутся друзьями? Но ведь и друзья иногда расходятся в разные стороны…
Слов, которые действительно имели значение, было совсем немного. И они были самыми правдивыми из всех.
Я тоже по тебе скучаю, Иззи.
Энни открыла ящик тумбочки, достала ленту для волос, которую ей дала Иззи, и провела рукой по атласной ткани. Завтра она напишет Иззи ответ, но письмо не передаст того, что действительно важно, в нем не будет того, что Иззи хотела бы услышать.
Энни сняла трубку телефона, стоявшего рядом, на столике, долго слушала длинный гудок, потом медленно опустила трубку. Звонить Нику и Иззи было бы жестоко. Нечестно было бы потревожить их, чтобы притупить чувство собственного одиночества. «Энни, прошу тебя, — сказал тогда Ник, — не бросай мне надежду, как кость, которую я должен закопать на заднем дворе».