Дом у последнего фонаря
Шрифт:
– Разве я могла не сказать… – шепнули чужие губы.
– Не расстраивайся! – утешал ее Олег. – Все обойдется. Твой поезд подали, идем!
И она послушно позволила взять себя под руку, прошла с провожатым по платформе вплоть до своего вагона, проследила за тем, как он отдает билет проводнице… Александру терзало сводящее с ума жжение над сердцем. Это была подвеска Жака де Моле – фальшивая или подлинная, – спрятанная во внутреннем кармане куртки.
– Как вернешься в Москву, сразу звони! – попросил Олег, предпринимая неуклюжую попытку поцеловать женщину на прощание.
Она взглянула на
– Конечно, – услышала Александра свой далекий голос. – Я позвоню.
Глава 13
Поезд, тронувшийся с места минута в минуту, потряхивало на стрелках, когда он неторопливо проползал под мостами, на которых уже горели гирлянды фонарей. Начиналась метель, и снег, высоко несущийся в светлом мареве над вечерним городом, штриховал и зачеркивал Москву, словно пытаясь стереть ее из оконной рамы раньше положенного срока.
Олег по своей инициативе купил Александре билет на нижнюю полку купе. Сама она никогда не беспокоилась об удобствах, если речь шла об одной ночи в дороге, и потратилась бы только на сидячее место в общем вагоне. И теперь, забившись в угол, откинув голову так, что при толчках состава затылок колотился о стенку, женщина по привычке дремала сидя. Подвеска перекочевала к ней на шею и была надежно скрыта воротником объемного свитера. Разорванную цепочку Александра скрепила ниткой, выдернутой из рукава.
У художницы было такое страдальческое лицо, что, открыв глаза после особенно сильного толчка на стрелке, Александра поймала на себе испытующий взгляд женщины, лежавшей на противоположной полке:
– Вам нехорошо?
– Нет-нет. Все в порядке.
Глубоко вздохнув, Александра попыталась пригладить растрепавшиеся волосы. Художница испытывала странное чувство. Ее как будто выбросили из самой себя, она никак не могла совпасть со своими обычными ощущениями и мыслями. Пыталась думать о коллекции пасхальных яиц, которая ждала ее в Питере, но перед ней вставало бледное, словно выточенное из голубоватого льда лицо Лизы.
«Я так давно слышала ее голос. Три дня назад. Да, она позвонила мне вечером того дня, когда нашла мертвого отца. Какой у нее был странный голос, как с того света. Будто звонил призрак. И говорила она все такие невероятные вещи. “Тот, кто пришел, всегда забирает двоих. Мужчину и женщину”. Если допустить – на одну крамольную минуту! – что в ее словах была доля смысла и бедный Сергей Петрович, который и так уж на ладан дышал, каким-то образом сгодился на жертву Бафомету, то это темное божество еще не насытилось. Двуликому демону, судя по всему, безразлично, на кого нападать. Сергей Петрович даже не был знаком с Лыгиным и подвески в глаза не видал. Чушь, бред, я поддаюсь разлагающему влиянию застарелой лжи. Никого Бафомет не забирал. Сергей Петрович умер, потому что пришел его срок. Но почему я не могу выкинуть из головы слова о второй жертве? Все думаю, кто будет эта женщина? Я? Почему именно я? Почему Лиза предупреждала меня? Почему не она сама, не Светлана, наконец?»
Внезапно Александра всем телом ощутила, как хорошо сидеть в теплом чистом купе, рядом с незнакомыми, но приятными людьми, которые, обменявшись парой слов о погоде, устроились на своих
Но стоило Александре дойти до этого самого неудобного пункта размышлений, ее начинала бить дрожь. «Олег прав. Мне впору беспокоиться. Следователь может мне не поверить. Я же сама, сама ей рассказала, что была там той ночью. Мне можно приписать все, что угодно. Лыгин умер около полуночи. Я хорошо помню, как, приехав в поселок, стояла в темноте, как достала телефон взглянуть на время… Было тридцать две минуты первого. И тут зажегся фонарь! Бесплотный дух ведь не мог его включить. Его включил человек. Сам Лыгин, еще живой? Или убийца, который прятал тело и прятался сам? И как назло, именно в этот момент я оказалась в поселке! Если убийцу не найдут, то я стану главной подозреваемой!»
Привыкнув жить в одиночестве, художница не сдержалась и громко застонала вслух. Соседка испуганно подняла голову от книги:
– У вас что-то болит?!
– Ерунда. – Смешавшись, Александра поднялась с полки. – Зубы.
И сняв с вешалки куртку, вышла из купе. Сигарет осталось всего две. Стоя в тамбуре, женщина курила и, глядя в окно, на пролетавшие мимо пригороды, страдальчески морщилась: «Все серьезно, очень. Боюсь, что при даче показаний я, как Лиза, буду твердить одно и то же: “Не знаю… Не знаю…”»
В кармане куртки чирикнул телефон, принявший эсэмэску.
Александра прочитала сообщение, что абонент, значившийся у нее как «Лиза», доступен для звонка.
– Отлично! – Женщина немедленно набрала номер, но ответа не последовало. Лиза не брала трубку.
«Во всяком случае, она включила телефон, значит, проснулась. Но что опять творится с ее сном? На этот раз ее некому было гипнотизировать. Проспать похороны отца!»
Раздавив окурок в пепельнице, укрепленной на прутьях рамы, Александра вернулась в купе. Соседка лежала, отвернувшись к стене и укрывшись одеялом до самого затылка. Лампочку в изголовье она погасила. Мужчина на верхней полке спал. Только мальчик возился с электронной книгой при свете ночника. Плафон на потолке был выключен.
Лежа в полутьме, Александра сквозь дремоту слушала мерный стук колес. Порой со свистом набегала платформа станции, купе озарялось огнями… И тут же окно снова меркло, и в него смотрела холодная черная ночь, долгая ночь в начале долгой зимы.
«Как, должно быть, холодно… Холодно… Холодно… Как, должно быть, холодно лежать сейчас под землей…»
В нарождающемся сне эта мысль не показалась ей странной, но, внезапно очнувшись, женщина содрогнулась, словно в теплом купе и впрямь повеяло мерзлой землей. Александра резко села, спрятав лицо в ладонях. «Не надо думать об этом. Мы с Лыгиным были чужими людьми. Я не убивала его, в конце концов. Почему он сейчас мне вдруг приснился, с таким укоризненным лицом, словно я совершила что-то очень скверное? Все дело в подвеске. И в неспокойной совести!»