Дом забытых кошмаров
Шрифт:
Тетка прошустрила по правой лестнице и скрылась за поворотом. Януса с Вороном видно не было. Скелет уныло брел к ступенькам – вроде бы как не хочет, но вынужден это делать. В этот момент он как-то по-особенному ссутулился. Перила, наоборот, выпрямились, ступеньки стали ровнее. В двери мелькнул отблеск стекла. Неужели успели поставить? Выходит, что Томиловы совсем и не томились тут.
Комната первого этажа, куда приводили ступеньки, преобразилась. Ни кирпичей, ни осколков, ни остатков буйных пиршеств смелых подростков. Кто-то прошелся по полу заботливым веником, а потом и тряпкой. Мусор исчез.
– Заходите, заходите, не стесняйтесь, – мягко звала женщина. – Я вас еще утром приметила.
– Вы мама Снежаны? – вступила в светскую беседу Чудовище, сдерживаясь, чтобы не назвать вчерашнюю вредину Белобрысой. Кличка как нельзя лучше подходила девчонке. Надо бы узаконить.
Все было непонятно, а главное – тревожно. Еще Янус, который так себя ведет, словно знает эту тетку сто лет.
Женщина отряхнула руки. Чудовище отлично помнила, что в кулаке у незнакомки были сушки. Такие Скелет покупает каждое утро в местном магазине. Но сейчас с ладоней хозяйки почему-то посыпалось зерно. Веселые крепенькие ядрышки радостно запрыгали по чистому полу.
– Я – Лаума, – медленно произнесла женщина и с интересом уставилась на гостей, вероятно ожидая, что при упоминании этого имени они радостно закивают или, наоборот, в ужасе бросятся бежать.
Ничего не произошло. Янус жизнерадостно улыбался, Ворон тоже изображал что-то среднее между терпеливым ожиданием и любопытством. Скелет лениво потянул из кармана сотовый. Чудовище снова почувствовала внутреннее напряжение. И имя какое-то заковыристое, и все здесь пыльным мешком стукнутые. Почему они себя так по-идиотски держат?
– Меня оставили как бы за хозяйку, – произнесла Лаума. – А вы, я так понимаю, частенько здесь бываете? И как же вас зовут?
Янус, как самый воспитанный, уже и рот открыл, чтобы представиться, но Скелет сдвинул его в сторону и, галантно подхватив ручку Лаумы, изобразил манерный поцелуй.
– Скелет, – с несвойственным ему придыханием, произнес он. – А это, – неопределенный жест за спину, – мои друзья. Янус Многоликий, Ворон Чернокрылый и Обыкновенное Чудовище.
Женщина по очереди посмотрела на каждого, коротко кивая и закрывая глаза, словно сбрасывая полученное изображение с сетчатки глаза в базу памяти. На Чудовище она задержалась.
– Что же ты позволяешь себя обижать? – проворковала она. – Такая красивая девочка, и вдруг…
– Никто и не обижается, – попятилась Чудовище. – Я сама.
Она глянула на Януса. «Ну же, скажи! Это ведь была твоя игра!» Но Янус уже высматривал на столе добычу – они весь день не ели.
Лаума
– Он тебе нравится?
Вопрос застал врасплох. Об этом ее уже спрашивали. Сегодня. Синеглазка.
– Я всем нравлюсь! – Не услышать вопрос было невозможно, а Янусу не прокомментировать его – так это просто перестать быть самим собой
Глаза у Лаумы были неожиданного зеленого цвета с коричневыми всполохами. Смотреть в них неприятно. Они засасывали, как болото.
– Вот еще, – отвернулась Чудовище. – Было бы чему нравиться.
– Не передергивай, красотка! – фыркнул Янус. – Любовь правит миром!
Ага! Сейчас! И решила для себя, что Янус не в ее вкусе. Ну ни капельки.
– Ты права, тут есть чему нравиться, – зачем-то произнесла Лаума.
В ответ Янус изобразил улыбку вампира в тридцать три зуба. Ворон довольно хихикнул, придвигаясь к столу. Скелет что-то набивал в телефоне. А Лаума на всех смотрела. Очень внимательно. Как сканировала.
– Угощайтесь, молодые люди! – словно опомнилась она, чуть поправляя тарелки на столе.
Звуки от слова «угощайтесь» еще не ударились о стены, как следом за ними полетели более приземленное чавканье и сопение. Мальчишки накинулись на еду. Чудовище обошла стол, встав ближе к чашкам. Они были невероятные. Тончайший фарфор. Сквозь него просвечивал умирающий дневной свет. На донышке стояло клеймо и что-то было написано на немецком. Язык легко узнавался по точкам над гласными, умлаутам.
– Чаю?
Лаума оказалась совсем близко. В сухих руках цепко держала большой пузатый заварочный чайник. Без усилий. Хотя в чайнике было, наверное, не меньше полутора литров.
Чудовище не успела ответить, а Лаума уже наливала пахучую жидкость в выбранную чашку. Пришлось держать ее ровнее и крепче, боясь, что от такого напряжения хрупкая ручка отколется.
– Я заварила с васильком и душицей. Тебе понравится.
– Почему? – Чудовище с сомнением смотрела в чашку. Чай и чай. Возможно, что и с васильком. Возможно, что и с душицей.
– Приворотное зелье.
Чудовище, отпившая глоток, поперхнулась.
– Шучу. Просто полезная штука.
Чудовище вновь опустила глаза в чашку. Чай как чай. Ну да, есть травки какие-то.
– Теперь отдай чашку тому, кто тебе нравится, – прошептала Лаума. – И он навеки будет твой.
Чудовище так и зависла, прижав к себе чашку. А ну как и правда выпьет какой-нибудь Ворон, а ты потом всю жизнь мучайся.
– Спасибо. Я подумаю. – Сразу захотелось эту чашку грохнуть об пол, чтобы никому не досталось.
– Ну, подумай, – Лаума отошла. – Не стесняйтесь, молодые люди, не стесняйтесь. Все свежее, только что с рынка.
В голову полезли нехорошие ассоциации со сказками. Сейчас баба-яга их накормит, напоит, в бане попарит, а потом и съест. Нет, не съест, заколдует сердца, и они станут ле-дя-ны-ми.
– Так что вы делаете в этом Доме? – Лаума присела на подоконник. – Клад ищете?
– А он здесь есть? – Ворон всегда умел слышать то, что ему было нужно.
– Кто ищет, тот всегда найдет. Знаю я одну травку… Любые клады открывает. – И без перехода, без паузы, просто резко повернув голову и в упор посмотрев на Януса: – Это же была твоя идея, не так ли? Прийти в этот Дом?