Дома мы не нужны. Книга вторая. Союз нерушимый
Шрифт:
Кудрявцев оставил за себя главным Холодова; велел отправить с первым же рейсом коменданта назад и направился – все с той же свитой из двух человек к «Вранглеру».
Алабай был шестым членом новой экспедиции, но он в багажник внедорожника, предусмотрительно открытого перед ним командиром, запрыгивать не стал – даже несмотря на умопомрачительные запахи: профессор по пути переложил запасы свежеприготовленной снеди в этот автомобиль. Пес обнюхал его внутренности, презрительно чихнул, и сел сбоку автомобиля, всем своим видом показывая – он и на своих четырех
И действительно, пока в автомобиле разворачивалась беседа, за стеклами была видна палевая спина алабая, который спокойно выдерживал темп до самой остановки – то есть ровно пять километров.
А беседа в «Вранглере» была очень интересной; первой на командира «напала» Оксана:
– Обязательно было бедных итальянцев обчищать до нитки; и этот фарс с торговлей – понятно же, что доллары теперь простые фантики? – она задумалась и уже совсем нелогично добавила, – да и что это за торговля такая: за кусок катера с мотором отдать миллион долларов!? Да еще на всю округу об этом кричать?
Кудрявцев даже отвернулся от травяной трассы, ложащейся под колеса автомобиля, удивленно покосившись на подругу:
– Ты это серьезно?
– Абсолютно!
– Понятно, – вздохнул Александр, – объясняю по пунктам: первое – ничего из предметов первой необходимости – ни продуктов, ни инструмента мы не взяли – даже из мотора яхты велел Холодову бензин слить и оставить. Или платья в бутике надо было тоже оставить? – он хитро подмигнул девушке – и сразу остальным, в салонное зеркало.
– Ну… такие платья действительно им не скоро понадобятся, – вынуждена была признать Гольдберг.
– А нам? – ехидно вступила в разговор на английском языке Бэйла с заднего сидения, – что-то там командир говорил про танцы в субботу.
– Тебе нельзя, – тут же ответила Гольдберг, – шабат!
– А тебе?
– А я русская! – обе израильтянки засмеялись.
А командир продолжил:
– Конечно, можно было скрутить этого босса и пригласить к себе все итальянское общество. Но думаю, они тоже отказались бы.
– Почему? – требовательно потребовала объяснений Оксана.
– Обработали их не слабо – та же Виктория, к примеру. Мы там полдня проторчали, и ни один не вышел – даже из любопытства? Очень странно. Запугали их – мол, русские идут. А русские пришли – оленя подарили; ничего отбирать сами не стали – это жлоб-босс продал кучу нужных вещей русским – за бешеные деньги. А сейчас наверняка их где-нибудь припрятал.
– Ага, – поняла израильтянка, – ты поэтому так орал там?
– Не орал, – поправил ее с улыбкой Кудрявцев, – а доносил информацию до нужных ушей. Вот увидите – через несколько дней большинство итальянцев будут у нас. Так что расхватывайте наряды поскорее, девчонки, пока конкуренток не так много.
– Не понял, – теперь спрашивал профессор, – зачем тогда было огород городить, если все равно мы будем вместе; вот тогда все и перевезли бы?
– Хорошо, если так все и сложится. А где гарантия? А если там бой будет – что останется от той же посуды, парфюмерии или?..
– Или барабана? – с сарказмом
– Вот именно – барабана, – согласился командир вполне серьезным тоном, – одна маленькая пулька и… чью кожу мы на него натягивать будем? Скорняков-то среди нас пока нет; и вряд ли будут – слишком редкая теперь эта профессия.
– А зачем нам оркестр? – не унимался Романов.
– Будем новых переселенцев под звуки марша встречать, – улыбнулся ему в зеркало Кудрявцев, – а по воскресеньям оркестр будет в городском парке играть…
– Ага, – согласилась Оксана, поворачиваясь к нему с улыбкой, – тем более что трубач у нас уже есть!
Но полковник не ответил на ее улыбку; напротив – его лицо стало строгим, даже суровым, нога вдавила педаль тормоза вниз и автомобиль остановился почти плавно – скорость его была невелика. Теперь все потрясенно молчали – в сотне метров от них, на крайнем дереве, на нижних почти горизонтальных ветвях висели два длинных черных тела.
– Священники, – ахнула сзади Таня-Тамара.
– Один священник, – поправила ее Бэйла, которая рассматривала страшную картинку в прицел снайперской винтовки, – второй обычный человек.
– Люди, – Гольдберг тоже выставила и ствол, и прицел «Бенелли» в открытое окно автомобиля. Непонятно было, к кому относилось ее слово – к висящим на этой импровизированной виселице телам, которых смерть уравняла во всем, или к той паре фигур, что выступили из леса, останавливаясь почти под ногами повешенных.
С трупов тяжело взлетело несколько темных силуэтов – абсолютно молча, хотя каждый в автомобиле, наверное, ожидал зловещего карканья.
– Ну что же, – сказал полковник абсолютно нейтральным голосом, в котором только очень близкий человек мог распознать и ярость, и боль, и обещание неминуемой расплаты, – пойдем знакомиться.
– А надо? – спросила вдруг никарагуанка, – может прямо отсюда их…
Она протянула руку мимо профессора, сидящего посредине и ткнула легонько пальцем в ложе винтовки Драгунова.
– Нет, – решительно ответил Кудрявцев, – может это насильников и мародеров повесили, абсолютно справедливо. И чем мы тогда будем лучше их?
Командир и сам не верил в свое предположение, но вот так, походя, лишить двух человек жизни, не будучи уверенным в их вине? К тому же позади них прячутся еще несколько человек, явно вооруженных. Готов ли он сейчас объявить войну всем колумбийцам – и волкам и агнцам? Нет!
В результате к лесу, к темнеющим за толстыми стволами развалинам пошли двое – сам Кудрявцев и профессор Романов. А Оксана Гольдберг, как ни спорила она с командиром, осталась прикрывать их спины; вместе с Тагер естественно. Никарагуанка была вооружена пистолетом Макарова, и ей было настрого запрещено стрелять с такой дистанции.
– На ста метрах, – покачал головой Кудрявцев, – ну… я может и попал бы в туловище из пистолета; Бэйла, может быть…
Израильтянка решительно замотала головой – это не винтовка, запросто вместо чужой спины можно попасть в ту, которую должен прикрывать.