Дома не моего детства
Шрифт:
Гинда сидит на низенькой скамеечке посреди комнаты, широко расставив ноги. На ней длинный застиранный фартук, голова повязана белым платочком узлом на затылке. Гинда общипывает перья с тушки свежеубиенной курицы. Миска с куриным горлом и головой стоит на столе. Гинда собирается фаршировать шейку манкой с перемолотой куриной печёнкой. Это целая история: стащить кожу с куриного горла, набить фаршем и зашить с двух сторон, чтобы не вывалилось. Набивать надо в меру, иначе вместо рулета будет расползшаяся тухэс [32] .
32
Задница (идиш).
Но шейка – это потом. Надо опалить и разделать курицу. Пока Этя где-то с соседскими мальчишками бегает. Пока Ицик, у которого сегодня то ли отгул, то ли выходной, на пару с Верой пошёл в кино, прихватив с собой маленькую Эллу. Пока муж с работы не пришёл. Перья она потом вымоет, высушит, добавит к другим припасённым и набьёт подушку – лишним не будет.
В дверь постучали.
– Заходи уже! – крикнула Гинда.
В комнату вошла младшая сестра Соня, с порога сморщила нос:
– Здравствуй, Геня! Хоть бы окно открыла: курицей сырой всё провоняло и кровью.
Гинда поднесла тушку к самому носу:
– Ничего не пахнет. А что ты у нас такая чистоплюйка?
– При чём здесь это? Можно ж на улице.
Гинда хмыкнула:
– Ну да! Чтобы тут же твоему Сене передали: Геня курицу купила – можно приходить с обыском. Или уже передали и заместо него ты пришла?
– Гинда! – крикнула из своего угла Ханна. – Это ж твоя сестра!
– Что вы говорите, мама! А что эта сестра не вспоминает за это, когда ейный Сеня, келев [33] , каждый раз шмонать нас наведывается?
33
Пёс (идиш).
– Мама! – призвала к матери Соня, опасаясь проходить в комнату, где Гинда, не меняя позы, продолжала ловко орудовать ножом и пальцами, избавляя от перьев куриную тушку. – Мама! Я сейчас уйду.
– Соня, прекрати уже! – приструнила младшую дочь Ханна. – Ты за этим сюда пришла, чтобы с Геней разбираться? Проходи, рассказывай. Нам твой Сеня неинтересен. Нам ты интересна и дочки твои. Как они, кстати?
Косясь на сестру, которая, не обращая на неё внимания, продолжала делать своё дело, Соня прошла и присела к столу.
– Девочки хорошо. Мира к школе уже готовится. Сеня с ней по вечерам букварь читает. Учиться она очень хочет, прямо мечтает. Говорит: «Мама, когда я уже в школу пойду?»
– Ай, умничка! – умилялась Ханна.
– А Верочка в садик пошла. Хорошо ходит, ей нравится.
– Ай, умничка!
– Сеня, когда есть время, сам её с садика забирает.
– Ай, умничка Сеня! – вставила слово Гинда. – Меньше б ко мне заходил, больше б времени оставалось на детей.
Соня сдержалась и промолчала: понимала, сейчас сестра окончательно пар выпустит,
– Окно чего не откроешь? – повторила Соня свой вопрос.
– Жара с асфальта, откроешь – вообще задохнёмся, – ответила успокоившаяся Гинда и добавила: – Крылышки тебе куриные дать на суп?
Соня начала было отвечать:
– Спасибо, Геня, у меня есть. Сеня… – и осеклась. Зачем понапрасну сестру дразнить?
– Ну тогда ладно, – сказала Гинда, поднимаясь и распрямляя затёкшую спину. Свернула перья в холщовую тряпку, тушку куриную положила в миску к голове и шее. – Потом опалю, когда уйдёшь. Компот свежий будешь, из яблок?
– Буду.
– И я с вами, – подала голос Ханна.
Потом сидели втроем за столом, беседовали за жизнь.
– А что это у тебя живот подрос? – спросила Гинда.
Соня залилась краской:
– С чего ты взяла?
– У нас тут слепая только мама, – усмехнулась Гинда. – Сколько уже?
– Четвёртый месяц.
– Хорошо-то как! – заулыбалась Ханна.
– Чего хорошего, мама? – Гинда опять стала закипать. – Скажите ещё: «Ай, Сеня-умничка!» Они, конечно, хорошо живут, но куда ей третьего с её Сеней? Он же тот ещё лэмэх [34] и болтун.
34
Увалень (идиш).
– С чего ты взяла? – расстроилась Соня. Сестра, какой бы она сварливой ни казалась, любила её, можно сказать, вырастила, в жизнь вывела. И если уж Геня говорила что-то о людях, то это были не пустые слова – значит, она что-то знает.
– Значит, знаю, – не стала вдаваться в подробности Гинда. – Одно тебе скажу: болтает он много и про свои дела, и про начальство. А нынче времена непростые.
– Да откуда ты знаешь?! – не выдержала Соня. В глазах у неё заблестели слезы. – Ты даже газет не читаешь.
– А зачем мне их читать? – удивилась Гинда. – Вон ты читаешь, а всё равно ни черта не понимаешь. Ладно, не расстраивайся, Сонечка, если что случится не так, не оставим, поможем, – притянула сестру к себе вместе со стулом, обняла. Сильная была Геня, даром что маленькая, крепкая была. Ханна говорила: «Стожильная».
Ханна встала со стула и, касаясь края стола, подошла к дочерям, положила правую ладонь младшей на живот, подержала полминуты, потом удовлетворённо кивнула и сказала:
– Дочка будет.
– Ой! – вскрикнула Соня. – Сеня меня убьёт. Он сына хотел.
– За сыном пусть в приют идёт, – сказала Гинда.
– Зачем мне чужой? – всхлипнула Соня.
– Соня, ты дура, – беззлобно сказала Гинда – У тебя вот третий ребёнок будет, а ты всё ещё бестолковая. Пошутила я. Никуда твой Сеня не денется: на что старался, то и получил. У меня вон тоже две девочки. Девочки – это хорошо. Когда мальчиков много рождается, тогда война случается.
– Ты откуда знаешь?
– Люди говорят. Люди – это тебе не газета. Так зачем всё-таки пришла?